| Admin | Дата: Понедельник, 2011-05-30, 10.34.02 | Сообщение # 1 |
 Генерал-полковник
Группа: A D M I N
Сообщений: 1797
Статус: Offline
| charset="utf-8">
data-yashareType="button" data-yashareQuickServices="yaru,vkontakte,facebook,twitter,odnoklassniki,moimir" >
Если бы кто-нибудь из профессиональных яхтсменов увидел, как небольшой парусник подбирает якорь, чтобы отправиться к мысу Горн, он здорово удивился бы. Но, если это был бы очень опытный мореплаватель, хорошо знающий эти коварные места, то удивился бы тому, что вообще отдали здесь якорь. Вот такая получается чехарда, сотканная из сплошных парадоксов. В самом деле, чтобы подняться на остров, нужно было обязательно стать на якорь, ибо судно не может приблизиться к берегу. Но с другой стороны, при таком ветре никакой якорь не может удержать судно. Даже большое судно, а тут всего лишь двадцатиметровая одномачтовая яхта. Ветер с разных сторон всей своей мощью напирает на борт, как на парус, и судно, естественно, смещается в разных направлениях. При этом меняется положение лапок, которыми якорь цепляется за дно. Тогда якорь, освободившись от пут, тащится за судном. В таких случаях надо заводить мотор и постоянно держать судно под определенным направлением, чаще всего, на ветер. Такое вот тонкое искусство. Дело это очень нелегкое и даже опасное.
Решение продолжить огибание мыса именно сейчас, при таком ветре, да еще на ночь глядя, было не только мое. Капитан прекрасно понимал, что речь идет о целом ребусе, о выборе оптимального варианта, каждый из которых имеет, если можно так выразится, свою опасную компоненту. И мы оказались в центре пролива Дрейка. Работал только один парус. Стаксель. Конечно, не самый большой и не парус-флаг. Большой парус при ураганном ветре просто перевернет судно. Ползли, как черепахи. Хотя, посмотришь с борта на гигантские волны, которые движутся с обеих сторон, создается впечатление, что огромная скорость. Собственно, действительно скорость огромная, только - не судна, а встречного течения. Я стоял рядом с капитаном, который в черных теплых перчатках сжимал обруч штурвала, улавливая встречное движение той или иной волны. Буквально под штурвалом спереди спускается крутой трап, ведущий справа к каюте Гайка Бадаляна, который в этот момент, как и всегда, стоит за картой и приборами. Самвел чаще всего спрашивает его о скорости. Читатель не поверит, если узнает о том, как менялись показатели скорости судна. "Три узла". Это значит, три мили в час, или примерно пять с половиной километра в час. "Два с половиной узла!", "два узла!". Держится долго. "Один узел". То есть, как бы ты не менял галс, не пересилить небольшим стакселем мощь встречного течения. Дело в том, что не всегда можно менять курс судна относительно ветра, (кстати, это и есть определение сути термина "галс"). Ведь для ветра сам борт тоже парус. Наконец Гайк уже подряд начал повторять: "скорость - ноль". И, наконец, самое страшное: "скорость - минус один". Я ухитрился написать об этом в блокноте при ветре и соленой мокроте, сдуваемой с гребней волн на меня. Нельзя было не видеть, что труд наш уже оказывается сизифовым. Потому, что шли уже не вперед, а назад. Ах уж эта философия со своими категориями и истинами. Со своей оценкой, данной ее величеству Практике, которая одна единственная является критерием истины. И капитан не просто сменил галс. А сменил его капитально. Повернул судно на сто восемьдесят градусов. Минуту назад справа в пяти милях можно было видеть мыс Горн. Несмотря на дымчатый туман и на полуношное время все-таки сказывалось вокруг влияние южно-полярных белых ночей. Огромный треугольник мыса с не очень острым углом наверху оказался теперь уже слева. Мы возвращались к нашей заводи. Другого места для спасения судна в это время на всей нашей планете не было. Возвращались куда легче, куда веселее, все-таки попутные ветер и течение. Но и здесь свои трудности. В конце концов, все страсти-мордасти, о которых пишется в морской литературе, это чуть ли не исключительно о курсе с запада на восток. Об этом прекрасно писали многие, но я должен сказать, что наиболее впечатлительными были страницы, написанные Федором Конюховым. Вот тут и хочу сделать очередное лирическое отступление.
О Конюхове. Тем более, что я обещал. Когда Федор первый раз огибал мыс Горн, порывы ветра были 50 узлов. Точно столько же и сейчас у нас. По прогнозу завтра будет еще хлеще. Я вспомнил, как Конюхов поздравил экипаж "Киликии", прислав нам телеграмму на остров Святого Лазаря. После этого мы часто с ним говорили по телефону о многом. Внимательно и белой завистью слежу за его фантастическими переходами и на суше, и в горах, и на полюсе. Но меня больше всего обрадовало, когда я узнал, что он организовал поистине богоугодную экспедицию только для того, чтобы установить православный крест на острове Горн. Интересно то, что экспедиция Конюхова из девяти человек начала старт из Чили, а мы после огибания мыса Горн идем в Чили.
4 апреля 2010 года от двух конюховских яхт у открытой бухточки, где мы сейчас отдавали якорь, отпочковались два тендера - резиновых катера, и подошли с подверенной стороны к берегу именно там, где поднимались мы на остров Горн. Когда я в апреле 2010 года узнал об этом, то вспомнил, как в декабре 2009 года в Буенос-Айресе мы договаривались с Росситой Иосифян об урфинском кресте. Узнав об успехе Федора, я почувствовал радость и спокойствие от самого свершившегося факта. Значит, все-таки возможно Я уже послал по электронной почте Федору письмо и поведал ему о том, что, возможно, мы, члены экипажа армянской яхты, были первыми, кто поклонился православному кресту, установленному в часовне Стелла Марис. Возвращаясь на прежнее место стоянки, я вспомнил о Конюхове еще и потому, что мы бросим во второй раз якорь там, где стояли экспедиционные суда выдающегося русского путешественника, обретшего недавно сан православного священника.
... Больше всего в ту ночь, с восьмого на девятое января, я жалел наш парусник и его мотор, который впервые за время нашего плавания так долго беспрерывно работал и время от времени от него исходил незнакомый нам рв. Наверное, есть смысл повториться, дело в том, что, как уже говорилось, якорь не мог удержать судно в момент, когда оно, подгоняемое ветром, отходит в сторону и в это время вонзенные в дно моря лапки выскакивают из своих цепких укреплений в иле. Вот и пришлось держать корпус судна в каком-то одном положении. Как уже говорилось, это уже нужно иметь не только опыт, но и особый талант. Душа раздиралась на куски, когда слышали, как переливаются какие-то плачущие звуки мотора, который за целую ночь и все утро "выпил" чуть ли не весь остаток горючего.
В одиннадцать часов утра я поднялся на палубу, чтобы сказать капитану о том, что сердце не выдерживает стоны "Янмара" (марка мотора), что уже пора еще раз выйти в пролив, но оказалось, что Самвел уже дал команду поднять якорь.
... Небольшая статистика. Дважды мы вынуждены были стартовать к мысу Горн из канала Бигл. И теперь вот дважды пытаемся одолеть дугу вокруг знаменитого выступа скалы, направленного на Антарктиду. Вошли уже в открытой пролив, который Френсису Дрейку казался морем. Вспомнив вчерашний поздний вечер, когда судно "буксовало" совсем недалеко от мыса, я подумал о том, что на сей раз имеем одно просто-таки великое преимущество. Это, пусть хоть без солнца, но свет и огромный запас светового дня. По прогнозу - температура три градуса. Однако, встречный ветер нес с собой не только мороз, но и время от времени - сыпучие, как крохотные бусинки риса - изморось. Кстати, ужасно опасная штука. Просто может ранить глаза. Правда, все мы были одеты, так сказать, по погоде, с капюшонами, закрывающими не только голову, но и чуть ли не все лицо. За штурвалом стоял капитан. Рядом всегда находился его напарник Самвел Бабасян, который время от времени, улучив момент, с обмотанной в белое одеяние телекамерой норовил снять волны, и медленно, очень медленно приближающийся к нам мыс Горн. Часто случалось, что, когда мыс оказывался то под одним углом, то под другим, Бабас с особой осторожностью менял свою позицию. Чаще всего во время смены галса Бабас снимал с кормы. Я иногда смотрел на нашего кока, который впервые в своей жизни вышел в океан и вдруг оказался в такой пучине волн, о которой веками говорят и пишут мореплаватели. Был рад, что он не только прижился. За это время его принял экипаж безоговорочно. Реже всех появлялся на палубе Гайк, но больше всего внимание капитана и всей команды было направлено на то место, где находился племянник Мгера Мкртчяна (почему бы в этой кутерьме и толчее, не вспомнить имя дорогого сердцу нашего народа, вечно веселого и вечно грустного Фрунзика).
Я часто привожу слово "галс". Это ведь не просто и не только повернул нос судна налево или направо. Это делается для того, чтобы создать чисто механическое условие, по которому повернется или сменит свой угол парус. И происходит это вовсе не безболезненно для самого паруса, который в момент смены галса начинает кричать, дергаться, хлопать и шлепать самого себя, при этом издавая звуки гигантской барабанной дроби. В это время, особенно в момент, когда появится такое творение ветра, как порыв, парус может разорваться в клочья. Именно так было накануне ночью, когда мы вынуждены были вернуться назад, в первую голову из-за того, что начала уже разрываться задняя шкаторина стакселя.
Порыв. Давно я слежу за этим чудом природы. Разве можно простыми словами или простыми распространенными предложениями описать это явление. Ведь в тот миг, когда медленно, но, как говорится, верно, справа приближался мыс Горн, я думал о другом. Я видел такое количество волн очень даже схематично похожих на "Девятый вал" Айвазовского, что, кажется, готов бык отказаться от своего убеждения, мол, великий маринист видел свой шедевр вовсе не в живом море, а в своем божественном воображении, которое и передал холсту волшебной кистью. Но вот, то справа, то слева, даже и справа и слева, сплошные волны, напоминающие, пусть отдаленно, творение гения. Однако, я воочию видел, как на практике в природе волшебной кистью является тот самый Порыв. Это он схватывает, слизывает, срезает, сбривает, сдувает с вершины гребня огромной волны белую шапку, сотканную из пены. И первый миг, который длится доли секунды, создает образ Девятого вала. Порыв - это не просто ветер, который представляет собой движение воздуха относительно поверхности океана. Порыв - это некая реальная мистика. Это - энергия, это - мощь. Порыв - это свобода и взрыв, ибо взрыв - это и есть освобождение (от слова свобода) большого количества энергии в ограниченном объеме за короткий промежуток времени. Порыв - это вдохновение, страсть, воодушевление. А какие словосочетания: в порыве гнева и радости! Благие порывы! Добрые и недобрые. И в конце концов, Порыв ветра, который в метеорологических прогнозах приводится отдельной от силы ветра строкой. И чаще всего в два, а то и в два с половиной - три раза сильнее, чем сам ветер. Вот именно в этот миг случается беда, катастрофа.
Не сказал бы, что я люблю порыв ветра. Но я уважаю его, как живое существо. И потому, считаюсь с ним.
... В 14 часов 30 минут обошли мыс Горн. Правда, это еще неузаконенное огибание мыса Горн. Это всего лишь фиксация факта, что прошли точку с координатами: 55 градусов и 59 минут южной широты и 67 градусов 16 минут западной долготы. Восточная сторона этой точки - Атлантический океан, западная - Тихий океан.
Только что наши флаги пересекли эту линию. В какой-то миг наша яхта с месроповскими буквами на бортах находилась в позиции, когда половина букв были в одном океане, другая половина - в другом. О том, как все было и как все это выглядело в тот миг знают только Бог и "Армения"
Հայաստան ասելիս աչքերս լցվում են
Հայաստան ասելիս թևերս բացվում են
Չգիտեմ ինչու է այդպես
|
| |
| |
ՄԻԱՑԵՔ
