Представляем заметку постоянного читателя портала ARMENIA Today.
Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин неоднократно обращался в своем творчестве к теме армян. Особенно много материала по теме в «Путешествии в Арзрум», где Пушкин отмечал свободолюбие, гостеприимство и храбрость армян, с которыми ему приходилось встречаться в своих дорожных приключениях. В личной жизни поэт поддерживал близкие отношения с представителями богатейшего дома Лазаревых, художником Айвазовским, генералом и героем наполеоновских войн Давидом Абамелеком и его дочерью, первой светской красавицей княжной Анной Абамелек, которой посвятил прекрасные строки. Пушкин хорошо знал и о миссионерской деятельности армянского народа, первым в мире /301г/ принявшем христианство в качестве государственной религии и развернувшим огромную работу по просвещению и обращению языческих народов в христианство. Для Пушкина, как и для его любимого автора лорда Байрона, армяне – символ просвещенного христианства и культуры - не случайно, что Байрон специально изучал армянский язык на острове св. Лазаря близ Венеции, где армяне – мхитаристы основали свой религиозный орден.
Несмотря на множество высоких оценок, полное непонимание отношения Пушкина к армянам возникло в связи с поэмой «Тазит». Пушкин высоко уважал своих читателей, но даже он не мог при этом предполагать, что в далеком для него 21 веке еще будут существовать отставшие в своем развитии человекоподобные существа, умеющие читать лишь по буквам и не способные улавливать элементарный смысл.
В поэме «Тазит» /1829/, которую используют в антиармянской истерии эти примитивные существа Пушкин противопоставляет дикость и бандитизм культуре и цивилизации. Это –главная идея поэмы. Носитель отсталости и дикости - злой чечен Гусаб, который проклинает своего младшего сына Тазита за то, что тот отказывается грабить, мстить и убивать неповинных людей. Тазит, случайно получивший вне дома хорошее воспитание, не хочет быть похожим на своих диких предков. Когда в последний свой приезд он не приносит к ногам отца голову убийцы брата, Гусаб приходит в ярость: Слова Гусаба, адресованные сыну:
«Поди ты прочь — ты мне не сын, Ты не чеченец — ты старуха, Ты трус, ты раб, ты армянин!»
Поскольку Пушкин вкладывает эти слова в уста головореза Гусаба, то противоположный полюс культуры и цивилизованности символизируют в поэме носители просвещенного христианства, который Пушкин отождествляет с армянами. В первоначальной черновой версии дикарь говорил сыну: «Ты раб, ты трус, ты христианин». Таким образом, ругань в устах головореза Гусаба есть, напротив, симпатия автора к просвещенному христианству, которое проклинает дикарь и головорез, - ведь подобной «рабской» и «трусливой культурой» в представлениях дикаря оказался зараженным и его собственный сын. Лучшего комплимента армянам в контексте поэмы и прогрессивно думающему чеченцу Тазиту трудно себе представить.
Возникшее непонимание этих слов Пушкина у недоразвитых читателей – типичный случай, о котором гениально высказался остроумный Лихтенберг. «Книга – зеркало. Если в нее смотрится обезьяна, то вряд ли навстречу выглянет лик апостола».
Благодарный армянский народ высоко чтит имя гениального поэта. Его именем названы улицы и школы в городах Армении, его творчество прочно вошло в армянскую культуру и является незаменимым элементом воспитания подрастающего поколения.
Генрих Григорян Հայաստան ասելիս աչքերս լցվում են Հայաստան ասելիս թևերս բացվում են Չգիտեմ ինչու է այդպես
Дата: Воскресенье, 2011-01-09, 12.00.56 | Сообщение # 2
Генерал-полковник
Группа: A D M I N
Сообщений: 1797
Статус: Offline
Тазит
Не для бесед и ликований, Не для кровавых совещаний, Не для расспросов кунака, Не для разбойничей потехи 5 Так рано съехались адехи На двор Гасуба старика. В нежданной встрече сын Гасуба Рукой завистника убит Вблизи развалин Татартуба. 10 В родимой сакле он лежит. Обряд творится погребальный. Звучит уныло песнь муллы. В арбу впряженные волы Стоят пред саклею печальной. 15 Двор полон тесною толпой. Подъемлют гости скорбный вой И с плачем бьют нагрудны брони, И, внемля шум небоевой, Мятутся спутанные кони. 20 Все ждут. Из сакли наконец Выходит между жен отец. Два узденя за ним выносят На бурке хладный труп. Толпу По сторонам раздаться просят. 25 Слагают тело на арбу И с ним кладут снаряд воинский: Неразряженную пищаль, Колчан и лук, кинжал грузинский И шашки крестовую сталь, 30 Чтобы крепка была могила, Где храбрый ляжет почивать, Чтоб мог на зов он Азраила Исправным воином восстать.
35 В дорогу шествие готово, И тронулась арба. За ней Адехи следуют сурово, Смиряя молча пыл коней… Уж потухал закат огнистый, 40 Златя нагорные скалы, Когда долины каменистой Достигли тихие волы. В долине той враждою жадной Сражен наездник молодой, 45 Там ныне тень могилы хладной Воспримет труп его немой…
Уж труп землею взят. Могила Завалена. Толпа вокруг Мольбы последние творила. 50 Из-за горы явились вдруг Старик седой и отрок стройный. Дают дорогу пришлецу — И скорбному старик отцу Так молвил, важный и спокойный: 55 «Прошло тому тринадцать лет, Как ты, в аул чужой пришед, Вручил мне слабого младенца, Чтоб воспитаньем из него Я сделал храброго чеченца. 60 Сегодня сына одного Ты преждевременно хоронишь. Гасуб, покорен будь судьбе. Другого я привел тебе. Вот он. Ты голову преклонишь 65 К его могучему плечу. Твою потерю им заменишь — Труды мои ты сам оценишь, Хвалиться ими не хочу».
Умолкнул. Смотрит торопливо 70 Гасуб на отрока. Тазит, Главу потупя молчаливо, Ему недвижим предстоит. И в горе им Гасуб любуясь, Влеченью сердца повинуясь, 75 Объемлет ласково его. Потом наставника ласкает, Благодарит и приглашает Под кровлю дома своего. Три дня, три ночи с кунаками 80 Его он хочет угощать И после честно провожать С благословеньем и дарами. Ему ж, отец печальный мнит, Обязан благом я бесценным: 85 Слугой и другом неизменным, Могучим мстителем обид. *
Проходят дни. Печаль заснула В душе Гасуба. Но Тазит Всё дикость прежнюю хранит. 90 Среди родимого аула Он как чужой; он целый день В горах один; молчит и бродит. Так в сакле кормленный олень Всё в лес глядит; всё в глушь уходит. 95 Он любит — по крутым скалам Скользить, ползти тропой кремнистой, Внимая буре голосистой И в бездне воющим волнам. Он иногда до поздней ночи 100 Сидит, печален, над горой, Недвижно в даль уставя очи, Опершись на руку главой. Какие мысли в нем проходят? Чего желает он тогда? 105 Из мира дольнего куда Младые сны его уводят?.. Как знать? Незрима глубь сердец. В мечтаньях отрок своеволен, Как ветер в небе… Но отец 110 Уже Тазитом недоволен. «Где ж, — мыслит он, — в нем плод наук, Отважность, хитрость и проворство, Лукавый ум и сила рук? В нем только лень и непокорство. 115 Иль сына взор мой не проник, Иль обманул меня старик». *
Тазит из табуна выводит Коня, любимца своего. Два дни в ауле нет его, 120 На третий он домой приходит.
Отец Где был ты, сын?
Сын В ущелье скал, Где прорван каменистый берег, И путь открыт на Дариял.
Отец Что делал там?
Сын Я слушал Терек.
Отец 125 А не видал ли ты грузин Иль русских?
Сын Видел я, с товаром Тифлисский ехал армянин.
Отец Он был со стражей?
Сын Нет, один.
Отец Зачем нечаянным ударом 130 Не вздумал ты сразить его И не прыгнул к нему с утеса? —
Потупил очи сын черкеса, Не отвечая ничего. *
Тазит опять коня седлает, 135 Два дня, две ночи пропадает, Потом является домой.
Отец Где был?
Сын За белою горой.
Отец Кого ты встретил?
Сын На кургане От нас бежавшего раба.
Отец 140 О милосердая судьба! Где ж он? Ужели на аркане Ты беглеца не притащил? —
Тазит опять главу склонил. Гасуб нахмурился в молчанье, 145Но скрыл свое негодованье. «Нет, — мыслит он, — не заменит Он никогда другого брата. Не научился мой Тазит, Как шашкой добывают злато. 150 Ни стад моих, ни табунов Не наделят его разъезды. Он только знает без трудов Внимать волнам, глядеть на звезды, А не в набегах отбивать 155 Коней с ногайскими быками И с боя взятыми рабами Суда в Анапе нагружать». *
Тазит опять коня седлает. Два дня, две ночи пропадает. 160 На третий, бледен, как мертвец, Приходит он домой. Отец, Его увидя, вопрошает: «Где был ты?»
Сын Около станиц Кубани, близ лесных границ — — — — — — — — — — — — — —
Отец 165 Кого ты видел?
Сын Супостата.
Отец Кого? кого?
Сын Убийцу брата.
Отец Убийцу сына моего!.. Приди!.. где голова его? Тазит!.. Мне череп этот нужен. 170 Дай нагляжусь!
Сын Убийца был Один, изранен, безоружен…
Отец Ты долга крови не забыл!.. Врага ты навзничь опрокинул, Не правда ли? ты шашку вынул, 175 Ты в горло сталь ему воткнул И трижды тихо повернул, Упился ты его стенаньем, Его змеиным издыханьем… Где ж голова?.. подай… нет сил…
180 Но сын молчит, потупя очи. И стал Гасуб чернее ночи И сыну грозно возопил: «Поди ты прочь — ты мне не сын, Ты не чеченец — ты старуха, 185 Ты трус, ты раб, ты армянин! Будь проклят мной! поди — чтоб слуха Никто о робком не имел, Чтоб вечно ждал ты грозной встречи, Чтоб мертвый брат тебе на плечи 190 Окровавленной кошкой сел И к бездне гнал тебя нещадно, Чтоб ты, как раненый олень, Бежал, тоскуя безотрадно, Чтоб дети русских деревень 195 Тебя веревкою поймали И как волчонка затерзали, Чтоб ты… Беги… беги скорей, Не оскверняй моих очей!»
Сказал и на земь лег — и очи 200 Закрыл. И так лежал до ночи. Когда же приподнялся он, Уже на синий небосклон Луна, блистая, восходила И скал вершины серебрила. 205 Тазита трижды он позвал, Никто ему не отвечал… *
Ущелий горных поселенцы В долине шумно собрались — Привычны игры начались. 210 Верьхами юные чеченцы, В пыли несясь во весь опор, Стрелою шапку пробивают, Иль трижды сложенный ковер Булатом сразу рассекают. 215 То скользкой тешатся борьбой, То пляской быстрой. Жены, девы Меж тем поют — и гул лесной Далече вторит их напевы. Но между юношей один 220 Забав наездничьих не делит, Верхом не мчится вдоль стремнин, Из лука звонкого не целит. И между девами одна Молчит уныла и бледна. 225 Они в толпе четою странной Стоят, не видя ничего. И горе им: он сын изгнанный, Она любовница его… О, было время!.. с ней украдкой 230 Видался юноша в горах. Он пил огонь отравы сладкой В ее смятенье, в речи краткой, В ее потупленных очах, Когда с домашнего порогу 235 Она смотрела на дорогу, С подружкой резвой говоря — И вдруг садилась и бледнела И, отвечая, не глядела И разгоралась, как заря — 240 Или у вод когда стояла, Текущих с каменных вершин, И долго кованый кувшин Волною звонкой наполняла. И он, не властный превозмочь 245 Волнений сердца, раз приходит К ее отцу, его отводит И говорит: «Твоя мне дочь Давно мила. По ней тоскуя, Один и сир, давно живу я. 250 Благослови любовь мою. Я беден — но могуч и молод. Мне труд легок. Я удалю От нашей сакли тощий голод. Тебе я буду сын и друг 255 Послушный, преданный и нежный, Твоим сынам кунак надежный, А ей — приверженный супруг».
1829—1830
Вариант
В черновике поэма имела продолжение:
Но с неприязненною думой Ему внимал старик угрюмый, Главою белой покачал, Махнул рукой и отвечал: «Ты мой рассудок искушаешь, Иль испытуя, иль шутя... Какой безумец, сам ты знаешь, Отдаст любимое дитя Тому, кто в бой вступить не смеет, Кто робок даже пред рабом, Кто мстить за брата не умеет, Кто изгнан и проклят отцом? Ступай, оставь меня в покое!» — Глубоко в сердце молодое Тяжелый врезался укор. Тазит сокрылся. С этих пор Ни с кем не вел он разговора И никогда на деву гор Не подымал несчастный взора. Но под отеческую сень Не возвратился сын изгнанный, Настала ночь и снова день вечер хладный и туманный по горам Он как сайгак чрез бездны скачет То Сидит печальный, одинокий…
Первоначально Пушкин задумал написать свою поэму в другом размере. От этого замысла сохранились наброски начальных стихов:
Не для тайного совета, Не для битвы до рассвета, Не для встречи кунака, Не для свадебной потехи Ночью съехались адехи К сакле старика. Хищник смелый, сын Гасуба, Вся надежда старика, Близ развалин Татартуба Пал от пули казака.
charset="utf-8"> data-yashareType="button" data-yashareQuickServices="yaru,vkontakte,facebook,twitter,odnoklassniki,moimir" > Հայաստան ասելիս աչքերս լցվում են Հայաստան ասելիս թևերս բացվում են Չգիտեմ ինչու է այդպես
Дата: Четверг, 2015-01-01, 18.36.51 | Сообщение # 6
Рядовой
Группа: Пользователи
Сообщений: 1
Статус: Offline
Безотносительно к цитате и выводам, хочу разъяснить то, что видно даже без особо глубокого анализа. Во первых, Гасуб и сын его Тазит не чеченцы а адыги-черкесы. "...Не для разбойничьей потехи Так рано съехались АДЕХИ Во двор Гасуба старика ..." АДЕХИ -это название одного их адыгско -черкесских народностей.
"...Зачем нечаянным ударом Не вздумал ты сразить его И не спрыгнул к нему утеса? Потупил очи сын ЧЕРКЕСА..." и не надо повторять расхожее, что в то время всех кавказцев называли "черкесами", Пушкин достаточно хорошо знал народы Кавказа. "... Где был ты? Около станиц Кубани Близ лесных границ..." Согласитесь, "прогуливаться" около станиц Кубани из Чечни - далековато. Кроме всего этого сам смысл и идея поэмы "Тазит" очевиден, но для этого нужно знать Кавказ, его народы, обычаи, традиции, адаты. Пушкин "строил" сюжет своей поэмы на существовавшем в те времена обычае некоторых кавказских народов, соседствующих с чеченцами, отдавать мальчиков для воспитания в чеченские аулы опытным воинам. Чеченцы считались хорошими воинами и такая практика была весьма распространена. Так и черкесский уздень (дворянин) Гасуб передал своего сына малолетнего Тазита старику чеченцу для того, чтобы он воспитал из него воина "чеченца" в его-Гасуба понятии, т.е. удальца-разбойника и безжалостного мстителя. Но старик-чеченец, как мы видим из поэмы, воспитал из него воина в чеченских традициях - великодушного(не напал на купца армянина), милосердного(пожалел раба), благородного(не стал убивать безоружного слабого кровника). Теперь насчет этой злополучной цитаты, как выше аргументировано утверждают адепты армянской нации, Пушкин был "лучшим другом армян", любил и очень уважал их. Никто не спорит с этим, как и с тем, что армяне лучшие друзья России и русских и самые преданные, чем вы, как видно очень гордитесь. А чтобы оправдать этот неудобный опус русского поэта, опять же оскорбляете нас чеченцев и "дикарями", и "варварами", и "разбойниками", утверждая, себе в успокоение, что Пушкин употребил это выражение противопоставляя "хороших" армян плохим чеченцам. Вы в своем "праведном" гневе упустили, что для "лучшего друга армян" Пушкина, чеченцы были враги. И если он в своем произведении что-то и описывает, то делает это на основе информации полученной из народных источников, информации, полученной от военных-завоевателей, которые тоже, мягко говоря, недолюбливали моих предков. Вот и делайте выводы, если о врагах-чеченцах Пушкин говорит в восторженных выражениях( при том, что время далеко не идей гуманизма), то стоит ли вам задним числом нас чеченцев, которые всему миру доказали свое право на уважительное отношение к себе, склонять на таких сомнительных форумах и по таким сомнительным вопросам, к которым ми имеем абсолютно опосредованное отношение. P.S. Хочу отметить, что мои слова относятся только к тем здесь выступавшим. К армянской нации отношусь с должным уважением.
Дата: Пятница, 2015-01-02, 00.58.07 | Сообщение # 7
Генерал-полковник
Группа: A D M I N
Сообщений: 1411
Статус: Offline
spbcka, SPASOBA ZA VYRAJENIE SVOEGO MNENIYA I TOCHKI ZRENIYA NA ETU TEMU.ETOI TEMY MOGLO VOOBSHE I NE BUT TUT , NO KOCHEVNYE ALTAISKIE PLEMENA SAMI NE PONIMAYA VOOBSHE O CHEM ETA POEMA PUSHKINA VYRVALI IZ POEMY ODNU FRAZU I VEZDE POSTYAT ETO , SAMI TOGO NE PONIMAYA O CHEM VOOBSHE PUSHKIN PISAL
ՄԻԱՑԵՔ
