Перевод с английского
Константинополь, 28 октября 1893 г.

Имею честь препроводить Вашему сиятельству копию депеши, полученной мною от консула ее величества в Эрзруме, докладывающего об усилении эмиграции армян в Россию.

Френсис Клэр Форд

Приложение

Консул Грейвс А. Никольсону

Эрзрум, 5 октября 1893 г.

Сэр, имею честь доложить, что среди армян пограничных районов данного вилайета развернулось постоянное и продолжающееся движение по эмиграции на русскую территорию. Больше всего оно заметно в долине Басена и в Алашкерте, откуда, как говорят, целых 400 семей — более 2000 душ ушли в Россию в течение прошлого года. И это независимо от тех частных случаев, когда люди в большом количестве уходят в Россию, номинально в поисках работы или совершения паломничества в Эчмиадзин и часто не возвращаются. Никаких препятствий эмигрантам не чинится русскими властями, которые временно размещают их по деревням, пока им предоставят свободные земли, покинутые главным образом эмигрирующими в Турцию мусульманами.

Вряд ли можно сомневаться в том, что многие армяне эмигрировали бы также из внутренних районов, если бы не сопротивление властей и опасности, подстерегающие их на дороге к границе. Так, например, большинство жителей деревни Кара-Чобан Хнусского района стремится эмигрировать, но правительство отказало им в этом.

Недород зерновых в 1892 г. и незначительный урожай в этом году привели крестьянство в неслыханно бедственное положение, обостряющееся в вышеупомянутых районах гнетом и вымогательством курдов, а также нерадивостью, проявленной местными властями в охране общественной безопасности. Я узнал, что многие эмигранты пожертвовали своей землей и домами, чтобы рассчитаться с долгами и налоговой задолженностью, и покинули страну, взяв с собой лишь некоторые вещи личного потребления, которые могли увезти с собой...

Р. В. Грейвс

Correspondence relating to the Asiatic Provinces of Turkey.
1892-93. Turkey, No. 3 (1896), London. 1896, p. 213

18. Генеральный консул в Эрзруме послу в Константинополе Нелидову

...Сасунцы [армяне] оставили свои селения и ушли в горы, отличающиеся большей неприступностью и более скалистой местностью, чем Черногория. Турки начали стягивать к Сасуну войска. В донесении № 317 я имел честь докладывать о выступлении из Эрзрума 1-го батальона 25 полка.

В то же время, т. е. около 4 августа, был выслан к Сасуну один батальон пехоты из Муша, один из Серта, а на прошлой неделе выступил отсюда 2-ой батальон 25 полка и посланы 2 батареи: одна горная в 6 орудий и одна полевая.

Смею полагать, что артиллерия имеет лишь демонстративный характер, ибо топография местности вряд ли позволит ей действовать.

В ночь на 19 августа проследовал из Эрзингяна, не останавливаясь в Эрзруме, 7-й стрелковый батальон.

Можно предполагать, что турки намерены обложить сасунцев в их горах и голодом вынудить их к сдаче с целью частью истребить, частью выселить в более доступные для администрации местности.

Поэтому, кроме низама, в Сасун привлечено несколько полков гамидие; хлебные поля сасунцев, по полученным здесь частным сведениям из Муша, или выжжены, или истреблены скотом.

Деревни Шеник, Семал, Шушанлир, Алиен и Гелиегузан сожжены. Несмотря на это, сасунцы продолжают оставаться в своих горах. Говорят здесь, что один курдский род (аширет) с ними в союзе.

Распространения такого соглашения, по-видимому, сильно опасается турецкое правительство.
Здесь же считают не лишним упомянуть, что, по слухам, положение христиан, кроме Сасунской казы, в Хнысской казе Эрзерумского санджака и Буланыкской казе Мушского санджака минувшей весной было крайне безотрадное — люди ходили «как мертвецы», ибо турки еще осенью отобрали у армян весь хлеб, обещаясь разделить его между жителями, а роздали его одним туркам и курдам, оставив армянам только хлебные суррогаты: просо, другое мелкое семя, известное у нас под именем канареечного, и т. п.

Такое питание вызвало у людей болезни, сопровождавшиеся смертными случаями.

К этому положению присоединился падеж скота...

Максимов

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3176, л, 24—25

19. Генеральный консул в Эрзруме послу в Константинополе Нелидову

1 октября 1894 г.

Из донесения № 411

На последней неделе посетителям эрзерумских кофеен приходилось нередко слышать разговор между собой турок о том, «что бог не простит им невинно пролитой крови в Сасуне и накажет мусульман за нее».

Так относятся ныне сами эрзерумские турки к событиям, совершенным в Сасуне в первой половине минувшего августа частью низамом, частью несколькими полками курдской конницы гампдие.

Пока здесь еще нет вполне достоверных известий о числе армянских жертв в упомянутой местности, но разнообразные толки сводятся к тому, что большая часть христианского населения в Сасуне, несмотря на беззаветную храбрость всех, даже женщин, погибла в неравном бою...

Битлисский вали Тахсин-паша, с намерением отклонить от себя ответственность за происшедшее движение, представил его Порте как восстание армян.

Этим заявлением дело передавалось в ведение военной власти.

Батальоны низама вместе с кавалерией, горной батареей и курдами сожгли, разорили и разграбили армянские деревни: Талорик (400 домов), Гелиегузан (360 домов), Семал (85 домов), Шеник (106 домов), Алиен (165 домов), Ишханадзор (78 домов)...

Максимов

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3176. л. 26

29 октября 1894 г.

Из донесения

По полученным в последнее время сведениям, турки истребили в Сасуне около 4000 армян; особенной жестокостью при этом отличался полковник Измаил-бей, командовавший войском, посланным против жителей Сасуна, который велел схватить почетных жителей нескольких армянских деревень и подверг их мучительной смерти. Когда жители этих деревень, узнав об этом зверстве, ушли в горы, он велел их бомбардировать и потребовал сдачи; в ту же ночь все сдавшиеся были беспощадно истреблены. Турки свирепствовали в течение 25 дней и разрушили 30 деревень...

В. Максимов

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3176, л. 132

21. Из депеши советника Российского посольства в Константинополе Жадовского в Министерство иностранных дел

Пера, 10(22) ноября 1894 г.

Подробности возмутительных военных мер против армян проникли в европейскую печать и подняли повсеместную бурю обличительных статей против зверских приемов турецких войск по отношению к христианскому населению Армении. Бесстыдно ложное опровержение этих нареканий, посланное на днях по телеграфу для возможной огласки всем турецким представителям за границей по личному приказанию султана, не могло произвести желаемого впечатления на общественное мнение в Европе и не остановило потока обвинений и разоблачений, заставившего Порту запретить за последние дни доступ в страну почти всех иностранных газет.

В этих условиях трудно определить последствия, которых можно ожидать от всеобщего негодования, охватившего общественную совесть Европы, не исключая и стран, где доселе из политического расчета или корыстных видов закрывали глаза пред вопиющим варварством обхождения турецких властей с христианским населением в некоторых отдаленных областях...

АВПР, Политархив, д. 3433, л. 50,

22. Письмо начальника Грузино-имеретинской армянской епархии министру иностранных дел Гирсу

С.-Петербург, 24 ноября 1894 г.

Святейший патриарх католикос всех армян конфиденциальным собственноручным письмом, полученным мною 21-го сего ноября, поручает мне убедительно просить Ваше высокопревосходительство обратить всемилостивейшее внимание государя императора, августейшего покровителя христиан на Востоке на угнетение и систематическое истребление армян, проживающих в Турецкой Армении...

Преданность армян России, обнаруженная во всех ее войнах с Турцией, есть одна из главных причин ненависти и преследования их Турцией.

Не только для армян, но и для всех восточных христиан будет крайне тягостно, если в столь критическое время, когда сотни деревень разоряются, мирное население предается истреблению без различия пола и возраста, не раздастся в их защиту мощное слово русского монарха...

Возлагая свои надежды и упования на Россию, армяне массами стремятся в ее пределы и прибегают к посредничеству своего духовного главы. Патриарх католикос, не щадя средств эчмиадзинского патриаршего престола, поддерживает несчастное население, но средства эти истощаются, наступающая зима грозит им гибелью в пределах России, между тем новые зверства турок вызывают новый прилив переселенцев, для которых, к несчастью, по отзывам администрации, в пределах Закавказского края свободной земли не оказывается.

В таких тяжелых обстоятельствах верховный патриарх католикос, как духовный глава армян, повергает к стопам всемилостивейшего монарха усердную мольбу —ознаменовать начало своего царствования заступничеством за угнетенных армян в Турции...

Епископ Геворк Суреньянц

АВПР, Политархив, д, 3435, л. 112.

23. Русский генеральный консул в Эрзруме советнику Посольства в Константинополе Жадовскому

Эрзрум, 26 ноября 1894 г.

Из донесения

Данные, полученные мною в течение минувшей недели, не только подтверждают жестокости турок, совершенные ими в Сасуне над христианами, но, к крайнему прискорбию, представляют их в несравненно более возмутительном виде и в более грандиозных размерах.

Так, если верить рассказам, христианское население было уничтожено самым беспощадным и варварским образом в 32 армянских деревнях...

Трудно передать словами неистовства воинов е. в. султана. Они убивали младенцев; удовлетворив свои животные наклонности, беспощадно уничтожали девушек и женщин...

Рассказчики заявляют, что солдаты и курды, истребив жителей и разрушив деревни, забрали громадное количество скота и множество предметов домашнего хозяйства.

Их добыча в этом отношении была столь велика, что через неделю после погрома в г. Муше овец продавали по 5 пиастров (42 коп.) за штуку, бык был отдаваем за 20 пиастров (1 р. 58 к.), пуд свежего масла стоил 10 пиастров (84 коп.), пуд медной посуды 20 пиастров (до 1 р. 58 к.) и проч...

В. Максимов

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3176, л. 45.

24. Британский посол в Константинополе министру иностранных дел Англии

Перевод с английского.
26 ноября 1894 г.

Из письма № 539

Ссылаясь на телеграмму № 202 от сегодняшнего числа, имею честь препроводить Вам при сем копию донесения, которое я получил от консула ее величества в Эрзруме вместе с донесением вице-консула ее величества в Ване, сообщающего о дальнейших подробностях резни в Сасуне...

Филипп Кэрри

Приложение I

Консул Грейвс послу Ф. Кэрри

Эрзрум, 15 ноября 1894 г.

Имею честь препроводить при сем Вашему превосходительству донесение, полученное мною в незапечатанном виде от вице-консула ее величества в Ване, по которому я позволю себе сделать следующие замечания.

Время от времени из различных частных источников до меня доходили сообщения об ужасных жестокостях, совершаемых турецкими войсками и их курдскими сообщниками в Сасуне, но я не хотел верить им и воздерживался от официального сообщения о них, пока г-н Холлуорд производил расследование на месте. Теперь, когда его расследование закончено, я считаю своим долгом уведомить Ваше превосходительство о том, что вышеупомянутые сообщения, полученные из весьма надежных источников, почти во всех отношениях совпадают с основным содержанием сообщения г-на Холлуорда. Я знаю также, что мои иностранные коллеги здесь располагают информацией, подтверждающей, в основном, достоверность его сообщений, и расходящейся, главным образом, в отношении предполагаемого числа жертв резни, которое их осведомители определяют несколько меньшей цифрой, чем был склонен определить г-н Холлуорд. И эти постоянные и подробные рассказы о резне и зверствах распространились теперь в широких слоях населения и сделались предметом обсуждения по всей области, так что я беру на себя смелость сказать, что ни один здравомыслящий человек в здешних провинциях, если он не является турецким чиновником, не сомневается в том, что резня в Сасуне была действительно совершена турецкими войсками. Я также осмеливаюсь подчеркнуть совпадение, в основном, сообщений г-на Холлуорда с данными, полученными из армянских источников, изложенными в моем конфиденциальном донесении от 13-го октября. Расхождение в цифре разоренных деревень объясняется просто тем, что письмо, из которого были взяты многие мои сведения, было написано до того, как убийства прекратились и было вырезано остальное население Талворика, что, по сообщению г-на Холлуорда, имело место только 10-го сентября...

Мне кажется, что бывший мутесарриф Муша, занимавший этот пост только несколько недель, ошибался, когда говорил г-ну Холлуорду, что население деревни Семал составляло только от 350 до 400 человек. Мутесарриф, вероятно, имел в виду большое соседнее селение Гелиегузан, действительно насчитывавшее около 1700 человек жителей, которые, как сообщают, почти все были истреблены.

До тех пор, пока свирепствует теперешний террор, Тахсин-паша занимает пост вали в Битлисе, нет никакой надежды на то, что жители области осмелятся выступать и дать показания о происшедшем. Всякий, кто попытается произвести исчерпывающее расследование достоверности обвинений в зверствах и резне, должен иметь полную свободу и полномочия заслушивать показания очевидцев, иначе он будет изолирован и парализован действиями местных властей, как это было с г-ном Холлуордом. Но убийства и уничтожение имущества слишком заметны для того, чтобы можно было легко скрыть их следы. Разоренный и обезлюдевший район остается свидетелем значительной степени достоверности утверждений г-на Холлуорда всякий раз, когда турецкое правительство готово содействовать полному и беспристрастному расследованию.

Р. В. Грейва

Приложение II

Вице-консул Холлуорд послу Ф. Кэрри

Ван, 6 ноября 1894 г.

Из письма

Ссылаясь на донесение от 9-го октября, имею честь сообщить, что я оставался в Муше до 16-го октября и, пройдя через карантин, прибыл в Битлис 25-го октября.

Сведения, полученные мною в Муше и Битлисе со дня отправления моего донесения, полностью подтвердили достоверность, в основном, главных фактов, изложенных в нем относительно сасунской резни, о которой я представляю теперь более подробный отчет.

Кажется, что внимание правительства было обращено на этот район действиями некоего Дамадяна, армянского католика из Константинополя, который в 1892 г. вел себя в деревнях Сасунского района и Мушской равнины так, что дал властям повод думать, что он ведет политическую агитацию. В течение некоторого времени предпринимались безуспешные попытки арестовать его, но в мае 1892 г. он был пойман полицией, доставлен в Битлис, а оттуда в Константинополь, где был помилован. Каковы были действительный характер и цель действий этого человека, я не могу положительно установить, так же как и то, каким путем он добился помилования, но я не верю, чтобы агитация представляла собой нечто значительное или произвела на жителей большой эффект. Ясно одно: вскоре после его поимки судьба сасунских армян была решена...

Войска, посланные из Битлиса, имели с собой восемьдесят баков с керосином и четыре горных орудия.

Вначале войска не показывались в деревнях, убеждая курдов напасть на деревни. Армяне, полагая, что имеют дело только с курдами, оказали энергичное сопротивление и отразили их атаки. Последние отказались возобновить атаку без помощи солдат; тогда некоторые из солдат переоделись в курдские костюмы и приняли участие в атаке, оказавшейся на сей раз более успешной.

Затем войска стали показываться в некоторых деревнях, говоря, что пришли защитить их; разместившись на ночлег, они в течение ночи убили всех жителей — мужчин, женщин и детей. Ферик (генерал), настоящее имя которого, по-моему, Осман-паша (а не Исмаил-бей, как указано в моем предыдущем донесении), прибывший из Ерзнка, зачитал султанский фирман, предписывающий наказание деревень, и призвал солдат выполнить свой долг. Говорят, что вначале солдаты отказывались, не будучи в восторге от этого приказа, но офицеры заставляли их при помощи угроз; резня была осуществлена без всякой пощады и различия возраста или пола.

Большое число видных граждан, во главе со священником, вышли навстречу командиру, держа в руках расписки об уплате налогов, желая этим доказать свою лояльность правительству и прося пощады.

Они были окружены и убиты все до единого.
В Гелиегузане многих молодых людей связали за руки и ноги, положили в ряд, набросали на них кучу хвороста и заживо сожгли.

В другом селении были схвачены священник и несколько видных граждан. Их обещали освободить, если они скажут, куда скрылись другие. Они сказали, но все же их убили. Священнику надели на шею цепь и тянули за нее в разные стороны так, что почти задушили его. Наконец, они вертикально воткнули в землю штыки и подбросили его в воздух так, что он упал на штыки.

В другой деревне мужчины с женами и детьми укрылись в пещере, где оставались в течение нескольких дней, пока слабые не умерли от голода; остальные же были обнаружены солдатами и заколоты штыками—оружием, которое в основном и применялось во всех этих событиях.

Около шестидесяти молодых женщин и девушек были загнаны в церковь; солдатам было разрешено делать с ними что угодно, а после этого убить их, что и было сделано.

Было отобрано большое количество наиболее красивых женщин, которым предложили принять ислам и выйти замуж за турок. Они отказались и были убиты. Керосин, привезенный из Битлиса, был использован для поджога домов вместе с находившимися в них жителями. Один солдат рассказывал в Битлисе, что он однажды видел, как выбегающего из пламени маленького мальчика солдат штыком отбросил снова в пламя.

Керосин употреблялся также для сжигания трупов. Говорят, что было совершено много других омерзительных жестокостей, таких, как вспарывание животов у беременных женщин, разрывание детей на куски и так далее. Вышеизложенное служит лишь примером того, при помощи каких способов была проведена эта кампания по истреблению.

Я должен внести изменения в заявление, содержащееся в моем предыдущем донесении, о том, что курды не принимали сколько-нибудь значительного участия в резне. По подстрекательству солдат, они, конечно, участвовали в ней, хотя худшие эксцессы были, кажется, совершены солдатами.

Большое число крестьян укрылось на вершине возле Талворика, решив дорого продать свою жизнь. Курды, посланные атаковать их, в течение нескольких дней подряд не добились больших успехов. Наконец, когда у крестьян иссякли боеприпасы и пища, солдаты с небольшими потерями достигли вершины и убили почти всех крестьян.

Финальная сцена разыгралась в долине Талворика, где было собрано большое число мужчин, женщин и детей; они были окружены курдами и солдатами, часть из них застрелили, а с остальными расправились при помощи сабель и штыков.

Эти действия, продолжавшиеся около двадцати трех дней, примерно с 18-го августа по 10 сентября, были начаты битлисским и мушским гарнизонами, постепенно пополнявшимися другими частями четвертого армейского корпуса. К этому времени из Ерзнка прибыл главнокомандующий и приостановил дальнейшую резню. В противном случае, как говорили, планировалось разрушение еще четырех деревень, среди которых деревни Варденис в Мушской равнине, пользующейся плохой репутацией у властей со времени суда над Муса-беем, когда несколько крестьян поехали в Константинополь, чтобы дать против него показания...

Вышеприведенные подробности были получены, главным образом, от солдат, принимавших участие в резне, а основные сведения подтверждены различными источниками, среди которых свидетельство турецкого заптия, присутствовавшего при этом и видевшего всю картину.

Я не могу сказать, близка ли к действительной цифра 8000 убитых, указанная в моем предыдущем донесении. В Битлисе я слышал о гораздо большей цифре, но не может быть сомнения в том, что подавляющее большинство населения двадцати пяти селений погибло, причем некоторые из селений были необычно велики для этой области. Так, например, мутесарриф Муша говорил мне, что население Семала составляло около 1700 человек. Судя по тому, что я слышал в Битлисе, число спасшихся должно быть сравнительно невелико.

Передают, что солдат, находившийся в карантине на обратном пути из Муша, рассказывал, что он убил пять человек, но что он убил меньше, чем кто-либо другой; другой солдат хвастался тем, что он убил сто человек. Число людей, взятых в плен, невелико, я не думаю, чтобы их было больше двадцати-тридцати человек, которых пощадили по прибытии главнокомандующего. Среди них было несколько агитаторов, подобных Дамадяну, но никто из них не был иностранцем, как сообщалось вначале...

Мутесарриф Муша вскоре после моего отъезда был переведен в Керкук, в Мосульском вилайете, а мутесарриф Керкука должен занять его место. Я не знаю, каково действительное значение этой замены, но предполагаю, что она произведена вали, который, очевидно, решил, что мутесарриф настраивает меня против него, хотя на самом деле он не делал ничего подобного. Я не видел вали, так как он уехал в Сгерд за два дня до моего прибытия. В Битлисе очень переживают при мысли о Возможности его дальнейшего пребывания на этой должности, так как ответственность за сасунскую резню приписывается, главным образом, ему и опасаются, что жизнь христиан в городе не будет в безопасности, если подобные вещи останутся незамеченными. Он фактически признал свою вину, так как пытался получить документ с подписями горожан, в котором последние благодарили бы его за меры, предпринятые им в Сасуне, но они отказались подписать этот документ. Ему удалось, однако, заставить многих старост селений подписать такой документ, который и был опубликован в газетах. Уже более трех лет, как он находился в Битлисе, постоянно играя на «армянском вопросе», угрозами вымогая деньги у армян по всей провинции. Это ему не удалось в Сасуне, но ему удалось полностью отомстить за свою неудачу.

В заключение я хочу отметить, что имел значительные трудности в получении достоверных сведений, поскольку все время находился под пристальным надзором полицейских агентов, так что большинство местных жителей боялось, чтобы их видели беседующими со мной. Мне не разрешили посетить Сасунский район на том якобы основании, что я могу занести в войска инфекцию холеры, как было заявлено местными властями, а согласно заявлению властей в Константинополе потому, что мое присутствие там могло вызвать восстание. Я не имел намерения посещать войска, и поэтому они не могли подвергаться риску получить от меня инфекцию, а после того, что произошло, опасность восстания была, по меньшей мере, чрезвычайно отдаленной. Однако основные факты, я думаю, ясны, а приведенные выше подробности получены из надежных источников.

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3135.

16 ноября 1894 г.

Письмо А.

В прошлом году в Талворике армяне успешно отразили нападение соседних курдов. В стране распространилась большая тревога. В нынешнем году правительство вмешалось и послало отряды регулярных войск для того, чтобы усмирить армян. Регулярным войскам помогали курдские гамидие (Hamidiens — иррегулярные войска). Армяне подверглись нападению в горных укреплениях и в конце концов должны были сдаться вследствие недостатка пищи и боевых запасов. Около 20 деревень были уничтожены, население умерщвлено и дома сожжены.

Несколько молодых, полных сил армян были взяты в плен, связаны, покрыты хворостом и сожжены живыми. Некоторое число армян, определяемое различно, но не менее 100 человек, сдались и просили пощады. Многие из них были застрелены на месте, а остальные зарезаны саблями и заколоты штыками. Группа женщин, определяемая различно, от 60 до 160 человек, была заперта в церкви и среди них «были пущены» солдаты. Многие из этих женщин были замучены до смерти, а остальные убиты саблями и штыками. Несколько молодых женщин были захвачены в качестве военной добычи. О них передаются два рассказа: 1) что они отведены в гаремы мусульман, которые похитили их, 2) что им предложили принять ислам и поступить в гаремы, и, когда они отказались, их убили. Детей ставили в ряд один за другим и стреляли в один из концов ряда, очевидно, чтобы узнать, сколько человек можно убить одной пулей. Малолетние и грудные дети клались один на другого и головы их отрубались. Солдаты окружали дома, зажигали их и штыками заставляли людей возвращаться в пламя, когда они пытались выбежать из него.

Но довольно об этой резне. Счет человеческих жертв от 3000 до 8000. Это — скромные цифры. Смелые подсчеты определяют число убитых в 20000—25000. Все это произошло в последних числах августа и в начале сентября... Нужно заметить, что избиение совершалось регулярными солдатами, находившимися большею частью под командой офицеров высокого ранга. Это придает делу в высшей степени серьезное значение.

Христианин не пользуется уважением, которое оказывают уличным собакам. Если эта резня пройдет незамеченной, это будет просто объявлением смертного приговора христианам. Жизнь, собственность и честь христианина не будут ограждены. Неделю тому назад, в прошедший вторник, вечером, на закате солнца, турок похитил жену богатого армянского купца, в городе Хнус Берт (Khanoos Pert), На следующее утро люди, искавшие ее, услышали крики и освободили ее из турецкого дома. О каком-либо наказании виновного не может быть речи.

Ужасные слухи распространялись уже давно, но сообщения, заслуживающие доверия, приходили медленно. Все было сделано, чтобы подавить толки. Некоторые второстепенные подробности рассказа, переданного мною, может быть, неточны, но вполне уверен в достоверности этого рассказа в главных пунктах. Во всяком случае нельзя отвергать того, что произведено было жестокое, варварское и колоссальное избиение христиан регулярными солдатами с помощью курдских гамидие и под начальством высших и ответственных офицеров.

Что теперь сделает христианский мир?

Ноябрь 1894 г.

Письмо B.

...В конце мая 1893 г. агитатор не из местных жителей, Дамадян, был арестован около Муша. Правительство подозревало, что в талворикских деревнях находили приют такие агитаторы, и отдало приказ некоторым курдским вождям напасть на этот округ; при этом оно приняло на себя ответственность за все убийства, которые совершат курды, и обещало последним всю добычу.

Вскоре после того, как Дамадян был доставлен в Битлис, в первую неделю июня месяца бакранлийские курды начали собираться за Талвориком. Поселяне, видя, что курды прибывают с каждым днем и достигают уже нескольких тысяч человек, заподозрили их намерения и стали готовиться. На восьмой день завязалась битва. Более сильное положение поселян дало им возможность причинить значительный ущерб неприятелю с небольшими потерями с своей стороны. Результат борьбы к заходу солнца выразился в том, что курды потеряли, около 100 человек убитыми, а из поселян было убито только 6, в том числе одна женщина, пытавшаяся спасти от курдов мула. Поселянам удалось уничтожить мост через глубокую часть реки, прежде чем отряд курдов с противоположной стороны успел атаковать их. Таким образом курды чувствовали себя побежденными и не могли произвести другого нападения в это лето.

При таких обстоятельствах генерал-губернатор выступил в Муш с войсками и двумя полевыми орудиями и вступил в округ вблизи Талворика, но считал ли он свои силы недостаточными или получил приказание не нарушать спокойствия, только он не произвел нападения и ограничился тем, что держал осаду. Прежде чем удалиться, он, отдав заложников, устроил свидание с наиболее влиятельными людьми в Талворике и спросил их, почему они не подчиняются правительству и не платят податей. Они отвечали, что не восстают против правительства, но не могут платить подати два раза, курдам и правительству. Если бы правительство защитило их, они платили бы ему подати. Из переговоров ничего не последовало и осада продолжалась до тех пор, пока выпал снег. Во время зимы, когда в вилайете широко практиковалось мародерство, некоторые богатые жители Талворика получили приглашение посетить генерал-губернатора, но они не сочли удобным принять это приглашение.

Ранней весной курдам нескольких племен было отдано приказание произвести нападение на деревни Сасуна, между тем войска были отправлены из Муша и Битлиса; они захватили при этом военные запасы и провиант и десять мулов, нагруженных керосином (80 жбанов). Весь округ был осажден курдами и войсками. Деревни, подвергшиеся таким образом осаде, от времени до времени производили вылазки, чтобы добывать себе пищу...

Между тем жители других селений начали понимать, что цель властей заключалась в истреблении армян, и в отчаянии решили продать свою жизнь по возможности дорогой цене. Тогда началась резня, длившаяся около 23 дней, или, в общем, с середины августа до середины сентября. Ферик-паша (маршал Зекки-паша), поспешно прибывший из Эрзинкиана, прочитал фирман султана об истреблении и затем, держа указ на своей груди, увещевал солдат не уклоняться от исполнения своего долга. В последний день августа, т. е. в годовщину восшествия султана на престол, солдат особенно увещевали отличиться, и они произвели в этот день самую зверскую резню.

Во время разгрома не делалось никакого различия между лицами и селениями, все равно держались ли они спокойно и заплатили ли подати или нет. Было приказано произвести полную чистку. В одном селении священник со старейшинами явились к офицеру, предъявляя ему квитанцию в уплате податей и заявляя о своих верноподданнических чувствах и прося пощады; но селение было окружено и жители переколоты штыками...

В Галогюзане много молодых людей были связаны по рукам и ногам, положены в ряд, покрыты хворостом и сожжены живыми. Другие были схвачены и изрублены на куски. В другом селении были схвачены священник и несколько старейшин; им обещали свободу, если они укажут, где укрылись остальные жители; когда же пленные отказались выдавать своих односельчан, всех их, кроме священника, убили. Вокруг шеи священника была надета цепь, которую тянули с противоположных сторон, он несколько раз почти был удушен, но его приводили к жизни; затем поставлено было остриями вверх несколько штыков, на которые подбросили несчастного. Жители одного селения, обратившись в бегство, собрали женщин и детей, числом около 500 человек, и поместили их в пещере в одном ущелье. Через несколько дней солдаты нашли их и убили тех, которые не успели еще погибнуть от голода.

В другом селении выбрано было 60 молодых женщин и девушек, их заперли в церковь и затем солдатам было разрешено поступить с ними по своему желанию, после чего заключенные были убиты.

В третьем селении 50 избранных женщин были пощажены; их увещевали переменить веру и сделаться госпожами в турецких гаремах, но они с негодованием отказались отречься от Христа, предпочитая подвергнуться участи своих отцов и мужей.

Народ собирали в дома и затем поджигали последние. Во время одного такого пожара из пламени выскочил маленький мальчик, его посадили на штык и бросили в огонь.

Нередко детей поднимали за волосы и разрезали пополам или разрывали им челюсти. Беременным женщинам вскрывали животы; старших детей оттаскивали за ноги. Красивая, недавно обвенчанная пара убежала на вершину холма; солдаты настигли молодых людей и сказали, что пощадят их из-за красоты, если они примут ислам, но мысль об ужасной смерти, которая, как известно было беглецам, должна была постигнуть их, не помешала им исповедать Христа.

Последнее столкновение произошло на горе Андок (на юге от Муша), где несколько тысяч человек искали убежища. Курды посылались отрядами для нападения на беглецов, но в течение 10—15 дней не могли добраться до них. Солдаты также направляли против армян свои горные орудия и наносили ими некоторый урон. Наконец, когда осажденные пробыли несколько дней без пищи и их военные запасы истощились, войскам удалось достигнуть вершины без всякого урона для себя, и едва ли кто-нибудь из беглецов спасся.

Тогда все внимание было обращено на тех, которые были загнаны в Талворикский округ. Три или четыре тысячи осажденных были оставлены в этой маленькой долине. Когда они увидели себя плотно окруженными со всех сторон турками и курдами, они подняли руки к небу, моля умирающим голосом о спасении. Часть их перебили ружейными выстрелами, а остальные были уничтожены саблями и штыками, так что в конце концов от груды убитых потекла настоящая река крови...

Если бы даже кто-нибудь получил возможность посетить округ, он мог бы определить только приблизительно число жертв, потому что многие трупы были свалены в рвы и засыпаны землей, и теперь дождь уже смыл следы их могил. Там, где таких рвов не существовало, тела убитых, переложенные дровами, складывались в кучи, обливались керосином и сжигались. Но, по-видимому, несомненно, что селения всего округа уничтожены...

Солдат, находившийся в карантине, сказал, что он убил 5 человек, и что он убил, между тем, меньше, чем кто-либо другой. Другой сообщил, что он убил 100 человек. Какой-то солдат поссорился на днях с армянином на битлисском рынке и кричал, что они убили тысячи и тысячи и скоро доберутся до армян, живущих в городе.

По-видимому, можно без опасений сказать, что 40 деревень совершенно разрушены, и представляется вероятным, что убито по меньшей мере 16000 человек. Самая низкая цифра— 10000, но многие считают гораздо больше.

В довершение всего генерал-губернатер, посредством арестов и застращивания всякого рода, заставил наиболее видных людей во всей провинции (за исключением одного города Битлиса) подписать благодарственный адрес султану за то, что губернатор водворил порядок в вилайете!

12 января 1895 г.

Письмо В.

Население находится в состоянии ужаса под впечатлением разгрома. Уже несколько времени назад начали ожидать комиссию, и местные власти, без сомнения, употребили все силы, чтобы прикрыть свои грехи и еще более терроризовать тех, которые, по всей вероятности, должны были выступить свидетелями. Те, которых увещевают давать показания, снова будут во власти турок после того, как разойдется комиссия. Я не питаю ни малейшего сомнения, что у некоторых хватит мужества давать показания, но это будет источником несчастий. Почти все условия против полного успеха дела комиссии или, скорее, благоприятного исхода работы европейских делегатов. Было бы неправильно связывать судьбу Армении с результатами, к которым приведет комиссия.

Следует особенно иметь в виду, что Сасун [сасунская резня] составляет продукт определенной системы управления. В течение последнего десятилетия, как вам известно, были сотни Сасунов во всей стране. Снисходительность Европы создала благоприятные условия для того, чтобы эта система беспощадно функционировала во всей своей силе. Она возникла из религиозной и расовой ненависти и направлена к истреблению христиан и уничтожению христианства.

Причина нынешнего положения страны кроется не в курдских разбойниках или в голоде и в холере. Скорее разбой, голод и бедствия, худшие, чем холера, навлекаются на страну действием этой системы. Не только кровь 5 тысяч мужчин, женщин, детей и грудных малюток взывает к небу с страшным воплем, требуя справедливого мщения, но также ужасающие страдания, покинутые очаги, дикая жадность сборщиков податей и мелких чиновников и поруганная честь многих и многих взывают о том же.

Турки на скамье подсудимых. Пусть не один Сасун принимается во внимание, помните, что тот же вопль раздается по всей стране...
Я беседовал с очевидцем некоторых эпизодов сасунского разгрома. Он посетил три селения. Все они были в развалинах, и изуродованные трупы свидетельствовали об ужасных событиях. Четыре или пять дней он провел в одном селении. Каждый день группы разбежавшихся жителей приходили и предавали себя в руки командующего офицера. Приблизительно через два часа после захода солнца пленников, собравшихся таким образом в течение дня, выводили в соседнюю долину, и воздух оглашался их раздирающими криками. Рассказчик никогда не видел их возвращения. Он считает, что во время пребывания его в этом селении погибло таким образом 500 человек.

В стан было приведено от 200 до 300 женщин и детей. Они также исчезли, но он не знает как. Рассказчик — армянин, занимавшийся перевозкой войск. Его послали в Муш, и он вместе со своим товарищем — единственные очевидцы, с которыми нам пришлось говорить.

Другой беглец из одного селения, расположенного на границе, рассказывает, как его мать, после ужасных страданий, бежала в монастырь, в котором этот молодой человек был слугою. Она сообщила о беспощадном избиении всех остальных членов семьи и разрушении селения. Ей удалось вместе с маленьким ребенком добраться до монастыря, где она умерла через несколько дней от ран...

Положение армян в Турции до вмешательства держав в 1895 году.
М., 1896, с. 233—240, 246—247.

25 февраля 1895 г.

Депеша № 89

Имею честь представить при сем Вашему высокопревосходительству на благоусмотрение рассказы о сасунских событиях Акопа Тер-Аракеляна, принадлежащего к одной из наиболее зажиточных семей деревни Шеник; Киракоса, сына Погоса, жителя деревни Хартка, Талворикского округа; Казара Тер-Аракеляна, брата упомянутого Акопа, жителя Семала, и Мевлюда, чавуша (фельдфебеля) 25-го пехотного полка.

Имея в виду секретную телеграмму Вашего высокопревосходительства от 29-го минувшего декабря № 420, которой Вам было благоугодно разрешить делегатам «принимать к сведению то, что они узнают, помимо следствия, и сообщить о том в своих частных донесениях», я считал, в свою очередь, долгом также собирать в Эрзеруме материал, который мог бы служить к характеристике действий турецких властей для водворения в Сасуне порядка.

С этой мыслью были приглашены мною Акоп Тер-Аракелян из Шеника и Киракос, сын Погоса, из Талворика; двое бедных, пришедших в генеральное консульство за пособием, рассказывают, что им известно о бывших в Сасуне событиях:

Полагаю нелишним доложить Вам, что оставшиеся в живых сасунцы, страдая от страшной нищеты, приходят иногда в Эрзерум за милостынями.

Два других рассказа: Казара Тер-Аракеляна и чавуша Мевлюда получены мной на французском языке от французского консула в Эрзеруме.

Долг совести заставляет, однако, меня прибавить, что рассказ Казара записан, кажется, английским консулом Гревсом, а рассказ чавуша Мевлюда — проживающим здесь английским корреспондентом Скюдамором. Он известен и итальянскому консулу Монако.

Сообщая их, как материал для суждения о действиях турецкой власти в Сасуне, я не могу не остановить просвещенного внимания Вашего высокопревосходительства на том обстоятельстве, что в моих донесениях, которые я имел честь своевременно посылать о сасунских событиях, далеко не было исчерпываемо всей турецкой жестокости, так как мне трудно было верить известиям, какие я получал, и я представлял их в рапортах как преувеличение.

Максимов

Приложение I

Перевод с французского*

Из рассказа Акопа и Киракоса

1. Акоп, которому на вид года 24 от роду, рассказал, что у него в доме до сасунских событий жили 23 человека. Теперь в живых осталось девять душ. Из пяти братьев живы двое. Отец, мать и трое братьев убиты. Три замужние сестры неизвестно где...

Молодые и здоровые спаслись бегством, а старики, старухи и многие из детей остались на месте. Деревня была сожжена, оставшиеся в ней убиты. Бежавшие укрылись на горе Андок, что в 4-х часах пути от деревни. Хлеба у них не было, и они ели в течение 25-ти дней сырое мясо. Перестрелка с войском все время продолжалась. На 26-й день пришло из турецкого лагеря предложение сдаться. Не имея ничего для своего прокормления, они пришли в лагерь близ Гелиегузана и увидели ямы. Под утро солдаты начали их бить штыками и бросать в ямы. Акоп бежал и был ранен штыком в плечо, он упал лицом на камни и вышиб себе два передних зуба. Преследовавший его солдат счел его за убитого и оставил на месте, а он, очнувшись, перебрался в болотце, покрытое тростником, а оттуда в лес, где и оставался некоторое время.

Акоп видел, как священнику Оганесу из Семала, сошедшему вместе [с ними] с горы Андок, выкололи глаза, а потом убили штыками.

2. Рассказ Киракоса, сына Погоса, 22 лет, жителя Талворикского округа. Киракос из селения Хартка. В доме, где он жил, семья была из 28-ми душ. Было у него 4 брата, 4 сестры и двое дядей, тоже женатых, имевших детей. Отец умер раньше сасунского дела, а мать была жива. Сам он женат, и где теперь жена, не знает.

Во время событий он был в селе Талворик. Когда войска с несколькими орудиями начали подходить, Киракос вместе с другими бежал. Пока шла расправа в деревне, он скрывался недалеко за скалой и видел, как были приведены в церковь до 600 женщин. 50 из них, более красивых, были выведены, а все остальные оставлены на произвол войска и курдов. Они были изнасилованы и потом перебиты. Самый храм был разрушен выстрелами из орудий, и тела остались под его развалинами. Киракос одно время скрывался в скалистой пещере Фрфркара. Он знает, что солдаты убивали всех, кого видели и кого ловили.

Приложение II

Перевод с французского*

Из опроса Казара из Семала, сына Тер-Аракеляна

От роду около 30 лет. Женат. Его жена с двумя сыновьями и двумя дочерьми еще живы, — маленькая девочка по имени Мариам была убита во время избиений.

С ним жил его дядя Овсеп с женой и дочерью Маргаритой и его двоюродный брат Доно вместе с сыном, двухлетним ребенком Аветисом. Все они были убиты.

К началу жатвы пришли солдаты и расположились лагерем в Мергемузане в получасовом расстоянии от Семала. Сасунские курды из друзей крестьян пришли сказать им остерегаться солдат, которые пришли с дурными намерениями, и советовали им бежать. Этого совета они сначала не послушали. В течение предшествовавших началу беспорядков десяти дней все подходили новые войска.

Однажды, когда косили хлеб, курды племени Бакиранли пришли для угона овец, причем убили пастуха. Дружественные поселянам курды рассказывали последним [армянам], что бакиранлийцы сделали это по подстрекательству войск или властей. Пастухи погнались за ними и после стычки, в которой оказались убитые с обеих сторон, они в тот же день отняли овец...

На следующий день деревня была окружена людьми, одетыми курдами, которые стали стрелять по деревне; тогда жители прибегли для защиты к оружию и дрались в течение 3-х дней.

Несколько крестьян было убито... Дружественные курды говорили им, что в числе мнимых курдов находились солдаты, переодетые курдами и потому они решили спасаться бегством, не смея драться против властей. Они вышли из деревни и отступили на Гелиегузан. В деревне были оставлены не имевшие возможности бежать старики и старухи с детьми. По их уходу неприятель вошел в деревню, которую он разграбил и предал пожару. Те же, которые в ней оставались, были сожжены в своих домах. На следующий день после их ухода Шеник также был сожжен, и его жители пришли в Гелиегузан, в котором вместе с его предместием Алианциком считается 300 домов. Они были тогда атакованы императорскими войсками вместе с курдами. Они защищались пять дней и под конец, во время ночного нападения, деревня была подожжена, и они были вынуждены ее оставить, преследуемые войсками, которые перебили множество их во время бегства. Он сам видел много детей, которых убили штыками, и среди них Симо, Погоса и Хачо — детей его соседей и друзей. Он видел своего двоюродного брата Доно, бежавшего, держа на плечах своего двухлетнего ребенка Аветиса. Доно упал, пораженный пулей в ногу, — солдаты его настигли, и один из них хотел ударить ребенка кинжалом (кама), но отец отстранил удар рукой, которая была почти перерублена, другой солдат воткнул свой штык в тело ребенка, которого он унес на штыке, между тем как еще двое доконали Доно штыками.

Оставшиеся в живых пришли на Андокдаг в двух часах от Гелиегузана. Гора была оцеплена войсками. Там они оставались около 20 дней без хлеба, питаясь мясом овец, которых они угнали с собой. Они защитались как могли, стреляя и бросая камни на осаждавших, — но он не видел, чтобы убили какого-нибудь солдата. Он полагает, что было около тысячи душ жителей в Гелиегузане и от 600 до 700 душ в каждой из деревень: Шенике и Семале (всего 2400 душ). Наконец, они вступили в переговоры, желая сдаться. Им обещал оставить жизнь, если они спустятся в свои деревни. Священник Семала Тер-Оганес с 500 людьми принял условия, но Крко, рес Шеника, принявший главное начальствование над ними, отказался сдаться, заявляя, что турки своего слова не сдержат.

Сам он (свидетель) начал спускаться с Тер-Оганесом, но потом, раздумав, [они] вернулись назад.

Они спрятались в дубовом лесу и наконец ползком по отвесным скалам многим из них удалось уйти по направлению к Пасуру, главному пункту Кульпской казы. Он со своими скрывался около двадцати дней, до тех пор, пока не было получено известие о том, что Муширпаша прекратил избиение.

Тогда пасурский каймакам вышел и собрал в лесах и горах многих из беглецов, которых он привел обратно в их сасунские деревни...

Свидетель пробрался впоследствии в Хнус (в деревню Кахкик), где оставил жену и детей. Он был человек зажиточный для крестьянина, а теперь у него ничего нет. Он пришел в Эрзерум просить милостыню, чтобы не быть вместе со своими обузой для крестьян, которые их приютили.

Приложение III

Перевод с французского*

Из рассказа Мевлюда-аги

Бывший фельдфебель 25-го пехотного полка, отпущенный недавно после 4-летней службы. От роду приблизительно лет двадцати шести.

Он находился в Муше незадолго до происшествий и состоял при аптеке военного госпиталя. Но когда войска пошли на Сасун, он сопровождал свой полк как строевой унтер-офицер.

Его батальон вместе с другими находился под командованием полковника Исмаил-бея (всего приблизительно 4000 человек, рассеянных в разных местах).

Они пришли к 1-му привалу в нахие Шатаха ночью. Другие войска уже стояли лагерем. Вдали слышалась перестрелка. Они там оставались около трех или четырех дней. Стрельба была слышна почти все время...

На пятый день после ужина его батальон пошел на Шеник, в небольшом расстоянии от лагеря; там дрались, и дома уже горели. Недолго спустя, крестьяне обратились в бегство, большая часть многочисленной толпой, и стрельба их почти прекратилась. Войска стреляли по ним из двух мортир и двух горных орудий, но не преследовали их за Гелиегузан. По дороге они видели немало трупов, несколько раненых и несколько маленьких детей, которых они убили. Когда они пришли к Гелиегузану, деревня была уже оцеплена, и в ней дрались. Они оставались вне деревни в течение двух или трех дней. В продолжение этих дней он снова слышал, что армяне приходили в лагерь, чтобы дать денег офицерам. Он не знает, вернулись ли эти армяне в Гелиегузан, или же им было позволено спастись бегством. Затем в одну ночь войска получили приказание атаковать деревню. Снова придвинули орудия к горе, и под защитой этой батареи подожгли первые дома деревни.

На следующий или на третий день часть его полка получила приказание двинуться в поход. С ними находились части и других батальонов, и они взяли с собой несколько горных орудий; дорога была очень плохая, настолько плохая, что мулы не могли подвигать орудий, и солдаты вынуждены были всходить на скалы и руками перетаскивать пушки через них. Было несколько трудных перевалов, они потратили много времени, чтобы достичь Талворика, где они оставались несколько дней для отдыха...

Утром они бомбардировали дома и взяли деревню. Поблизости находился лес, где укрылось большое множество крестьян: мужчин, женщин и детей. Лес был с одной стороны окружен курдами, с другой стояли солдаты. Потом придвинули имевшиеся шесть орудий к горе и пустили по 13 снарядов из каждого орудия по лесу. Под конец весь лес был в огне. Конечно, немалому числу скрывавшихся в лесу удалось спастись бегством, но большая часть была убита снарядами и сгорела живьем.

В одной из деревень Талворика находилась большая ферма, где заперлось много женщин и детей и несколько стариков. Туда также придвинули орудия и выстрелили из батареи. Никто из тех, которые там находились, не мог спастись.

Две девушки, находившиеся в лесу, были схвачены: одна подполковником, другая — майором. Их привели вместе с войсками в Гелиегузан, где они пропали. Он не знает, были ли эти девушки убиты в Гелиегузане.

После этого большая часть войска собралась в Гелиегузане, где она оставалась несколько недель. Через день или два по их возвращении первая толпа армян, бежавших на гору Андок, стала возвращаться. Они послали сначала сказать, что желают сдаться и испрашивают покровительство императорских войск. Первая толпа была численностью от 140 до 500 человек — мужчин, женщин и детей...

На следующий день пришли новые пленные. Двойной кордон солдат занял вход в долину, впуская в нее всех желавших войти, но никого не выпуская. В продолжение второго дня один отряд войск вырыл две ямы у подножья крутого ската, представляющего край узкого оврага в глубине долины. На дне оврага был ручей, а по сторонам находились пещеры, где крестьяне имели обыкновение сохранять сено...

Когда совершенно стемнело и наступила ночь офицеры пришли и скомандовали: «Отделенные люди 1-й роты сюда» и т. д. Они потом шли до края долины, где на крутизне находили группы крестьян — мужчин, женщин и детей, иногда 20, иногда 50, иногда 70 и даже более. Тогда офицер выделял из них группы от 10 до 20 человек и отдавал приказание: «Убейте их и бросьте в яму». Тогда отделенные солдаты убивали крестьян штыками, бросая трупы в ямы внизу уступа. Так делалось каждую ночь в течение довольно продолжительного времени (может быть 15 дней); иногда убивали до 300 или 400 человек в одну ночь, иногда относительно малое число людей.

Чавушу было замечено, что таким образом ямы должны были быстро наполняться. Он ответил, что когда это случалось, рабочий отряд получал распоряжение освободить ямы, и трупы бросались в овраг или сенные склады, чтобы уступить место в ямах другим. Его спросили: «Были ли армяне вооружены?». Он ответил, что ни один из них даже ножа за поясом не имел. На вопрос: «Сопротивлялись ли они?», он ответил, что они были до конца в полном неведении о той участи, которая их ожидала, пока не давалось последнее распоряжение и пока они не оказывались против штыков. Его спросили: «Было ли много между ними детей?». Он ответил, что их было много и что благодарит бога, что ему не пришлось их убивать. Его спросили: «Чем кончилось?». Он ответил: «Наконец Мушир прибыл в Муш и приказал прекратить избиение, после чего очень мало крестьян было убито». Но он несколько раз утверждал, что были еще единичные случаи убийств. На вопрос: «Было ли много потерь со стороны войск во время операции» он ответил, что сначала и до конца он никогда не слыхал, чтобы солдаты были ранены или убиты... Его спросили, находился ли он в других походах (войнах). Он ответил, что нет и что молит бога «никогда таких походов не видать».

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3176, л. 70—77, 79—82.

Эрзрум, 4 марта 1895 г.

Имею честь представить при сем Вашему высокопревосходительству на благоусмотрение два рассказа о са сунских событиях жителя деревни Шеник Хечо и его родственницы Анны.

Оба они сообщены мне на французском языке французским консулом Бержероном, но были записаны английским консулом Гревсом.

Считаю нелишним к сему прибавить, что чавуш Мевлюд, рассказ которого я сообщил при донесении от 25-го минувшего февраля № 89, был арестован военной властью и отправлен в Эрзинджан, как это нам стало здесь известно 26-го февраля. /

Мои товарищи предполагают, что чавуш Мевлюд поплатился жизнью за сообщение иностранцам о сасунских происшествиях.

Во всяком случае его арест не может не заставить предполагать правдивость его рассказа.

В. Максимов

Приложение

Перевод с французского

1. Из рассказа Хечо из Шеника

Около 35 лет от роду. Брат Крко—рес (старшина) Шеника, Его жену звали Майре, и у них было 6 детей: 4 сына и 2 дочери, старшей из которых могло быть 12 лет. Трое из его детей сгорели при взятии Шеника. Один ребенок был убит во время штурма Гелиегузана. Его жена и двое остальных детей пропали со времени бегства на гору Андок. В доме Крко было 50 человек, из которых только 10, насколько он знает, еще живы.

Он подтверждает показания Казара, что до беспорядков дружественные поселянам курды предупредили их, что власти имеют намерение их перебить. Он объясняет, что угон овец из Семала и Шеника был произведен по подстрекательству войск...

Хечо равным образом подтверждает рассказ о защите Гелиегузана, вокруг которого войска были расположены лагерем на высотах. Во время бегства из Гелиегузана он видел, как солдаты убили штыками Доно вместе с его сыном Аветисом, как то описал Казар, но с небольшой разницей в подробностях. В это время он находился гораздо дальше, чем Казар, который посему мог видеть лучше его. Он также видел, как двухлетнего ребенка Ниго из Шеника, которого мать уронила во время бегства, один солдат проткнул штыком. Когда священник Оганес с группой приблизительно в 500 человек сдался, сойдя с Аняокдага, другие защищались еще сутки, но потом разбежались в разные стороны. Он заявляет, что в то время одна молодая женщина по имени Шаке, жена Мардо, одного из родственников Крко, увела около 30 женщин на высокое и крутое место. Они решили лишить себя жизни, чтобы избежать изнасилования солдатами. Но последние их поймали, изнасиловали и убили. Хечо сам бежал по очень трудной дороге («по которой ходят только медведи», прибавил он). Он сначала отправился в селение Хазнут, в окрестностях Талворика. В это время войска оцепляли деревню Талворик, которую они бомбардировали на следующее утро. Оттуда он бежал в курдскую деревню, где выдал себя за курда [из племени] Бакиранли и где он получил пищу и кров. Там он слышал от курдов, что был получен фирман уничтожить армян, и солдаты пригласили их принять в этом участие, но что они отказались, из-за чего некоторые из них были заключены в тюрьму. Побродив некоторое время в других местах, он вернулся в Шеник, а оттуда отправился в Гелиегузан искать своих мертвецов. Открыли яму, наполненную трупами, но запах был так силен, что они были вынуждены снова закрыть ее. Там он видел труп Тер-Оганеса с веревкой вокруг шеи, с обстриженной бородой, вырванными глазами, обрезанными ушами, губами и носом и с содранной на голове кожей, отогнутой по обеим сторонам на лице. (Это происходило приблизительно через 20 дней после смерти священника).

Власти старались принудить его и других вновь выстроить свои дома и подписать мазбату, в которой выражалась благодарность султану за все его милости и заявлялось, что они очень довольны своею судьбою. Но все отказались подписать.

Он в настоящее время проживает в селении Гавендик близ Хнуса и заявляет о своей готовности дать показание перед комиссией, если его потребуют.

2. Рассказ Анны, дочери Погоса из Шеника

Дочь Погоса из Шеника и жена Доно, замужем всего год, детей не имеет, около 18 лет от роду. Она также принадлежала к семье Крко.

Она подтверждает рассказ Хечо относительно начала дела, прибавив, что при взятии Гелиегузана она сама приблизительно с 250 женщинами была заперта солдатами в сельской церкви. Один курдский родоначальник племени Бакиранли Омер-ага (так действительно называется родоначальник этого племени) пришел и выбрал ее, заявив солдатам, что он хочет ее отдать в жены своему сыну. Хоть солдаты пытались удержать ее, курду удалось ее отнять. Одна беременная женщина взяла ее за руку, прося взять с собой и спасти ее. Два солдата, видя состояние этой женщины, держали пари: один заявил, что ребенок, которого она носила в чреве, — мальчик, другой сказал, что девочка. Они вскрыли ей живот на глазах Анны и вынули ребенка, которого проткнули штыком на груди матери. Анна была уведена к палаткам Омер-бея, курдского родоначальника, где она была изнасилована. Через 7 или 8 дней родоначальник предложил ей перейти в магометанство, на что она согласилась, видя в этом единственную надежду на спасение. Ее водили в течение трех или четырех дней собирать орехи и мало-помалу ей дали больше свободы, думая, что она примирилась со своей судьбой. Наконец, когда ей позволили удалиться одной несколько дальше обыкновенного, она воспользовалась случаем, чтобы бежать на гору Андок, в место, где, как ей было известно, находился родник. Проведя три дня и три ночи в горах, она добралась до Муша. Она думает, что муж ее умер, и заявляет, что готова явиться в качестве свидетельницы перед комиссией... Ее можно найти вместе с Хечо в деревне Гавендик. Хотя их семейство было самое богатое во всем Сасуне, оставшиеся в живых находятся в са» мой крайней нищете. Даже платье, в которое она одета, дали ей добрые крестьяне Басена, когда она шла в Эрзрум.

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3176, л. 88—89

8 марта 1895 г.

Донесение № 123

Имею честь представить при сем Вашему высокопревосходительству на благоусмотрение рассказ пехотного чавуша (фельдфебеля) Сулеймана оглу Мустафы о сасунских событиях.

Я его представляю как новое данное для характеристики действий турок в этом деле.

Этот рассказ получен мною от французского консула Бержерона, а первоначальное происхождение его мне не известно.

Максимов

Приложение

Перевод с французского*

Из рассказа Сулеймана, сына Мустафы, бывшего чавуша (фельдфебеля) пехоты

Пробыв уже несколько лет в Муше, он несколько раз имел случай посетить шатахские деревни, сопровождая сборщиков податей, и хорошо был знаком с их жителями.

В предпоследнем (1893) году во время талорийских беспорядков один батальон стоял в Мергемузане, близ Шеника и Семала.

В 1894 году его батальон снова пошел в Мергемузан, взяв с собой два горных орудия.

...Полковник Исмаил-бей прибыл из Муша для принятия начальства над войсками. Два дня по его прибытии был парад всех войск, и Исмаил-бей в сопровождении своего секретаря и должностного лица в партикулярном платье, про которого говорили, что он векил (представитель) мушира, подошел с документом, который был прочтен секретарем. Это был султанский фирман, в котором говорилось, что армяне возмутились против его величества и что нужно наказать их, пролив их кровь, дабы они служили примером другим. После этого Исмаил-бей произнес речь, в которой побуждал солдат уничтожать деревни огнем и переколоть мятежников, прибавив, что они могут делать, что хотят, с условием уничтожить все живое, что таков приказ султана. Затем солдаты были распущены по местам. В этот же вечер три батальона получили приказание атаковать Шеник и Семал. Когда крестьяне узнали, что войска приближаются, они сейчас же обратились в бегство. «Как могли они устоять против войск?». Поставили два орудия, из которых пустили несколько снарядов по деревне, убив на главной улице несколько бежавших армян; много других укрылись от артиллерии в школе, которая была атакована после; все, которые в ней находились, были убиты. Деревня была сожжена, и много народу погибло в пламени пожара.

На следующий день войска двинулись на Гелиегузан. Снова было приказано подвинуть вперед орудия, как было сделано раньше и с тем же результатом, как в Шенике и Семале. Только было больше народу, и избиение было соответственно более значительных размеров. С рассветом войска вошли в деревню, и множество оставшихся в ней крестьян было убито или сожжено в своих домах. Дверь одного большого дома не поддавалась никаким приступам, пока не было пододвинуто орудие и дверь была взломана пущенными снарядами. Один-единственный вооруженный старик и множество женщин и детей, которые там находились, были перебиты...

Небольшая часть войск не была допущена к участию в грабеже, получив приказание преследовать бежавших, что они и исполняли, причем офицеры кричали: «Кес, кес» — убивай, убивай штыком, не стрелять. Скоро остановили преследование, но он полагает, что во время нападения и бегства было убито от 600 до 800 человек. Много бежавших укрылось в небольших дубовых рощах. В них производились ежедневные загоны, пока войска оставались в Гелиегузане. Местами лесная чаща обливалась керосином, после чего ее поджигали; те, которые оставались, сгорели, тех же, которые выходили из лесу, убивали. Иные успели бежать на отвесную гору, которая называется Андок, где уже находилось значительное число жителей, ушедших до штурма деревни, Эта гора была оцеплена частью войск и курдами. Остальные войска оставались в лагере в Гелиегузане. Но два батальона с 6 и 8 орудиями были отделены для штурма Талори, по другую сторону гор. Через несколько дней полковник отдал приказание не убивать более тех, которых они захватывали, обыскивая леса, но брать их живыми, и несколько пленных были им посланы к армянам на гору, чтобы предложить им сдаться. В то же время войска и курды получили приказание прекратить огонь против них. Тогда некоторые из бывших на горе начали спускаться и сдаваться. В их числе находился священник Семала Тер-Оганес, с которым он лично был очень хорошо знаком, в сопровождении большой толпы, состоящей по большей части из женщин и детей, умиравших с голода. Через некоторое время вышел один капитан, выделил около сорока более сильных армян и приказал им вырыть три ямы около трех метров глубины и четырех метров в диаметре, что было исполнено до захода солнца. В этот промежуток толпа из приблизительно 200 армян спустилась с горы. К заходу солнца был парад, после которого полковник приказал привести пленных. Сам он сел перед своей палаткой с зиланским шейхом. Полковник спросил тогда, кто начальник этих армян. Священник ответил, что это он. Шейх, с которым полковник посоветовался относительно того, что следовало бы с ним сделать, сказал: «Пусть его выбреют и выколют ему глаза». Тогда призвали цирюльника, который сбрил ему бороду, потом ему выкололи глаза и привязали к шее веревку. Солдаты тянули за оба конца веревки и заставляли его плясать. Наконец полковник сказал: «Доконайте его», и солдаты проткнули его своими штыками, приподнимая его на воздух и затем бросая на землю.

С этого места рассказ Сулеймана касательно деталей резни пленных по ночам совершенно сходен с рассказом Мевлюда. Он сам (свидетель) был отделен для исполнения роли мясника и заявляет, будто бы в одну ночь он убил штыком трех человек, не считая других случаев. Он не был с войсками, которые атаковали оставшихся на Андок-даге, но он слышал, что этот отряд был проведен одним курдом по крутой тропе до вершины горы, где солдаты убили всех, кто им попался. Толпа армян, укрывшихся в глубокой горной скважине, откуда они не могли бежать, была перебита до последнего. Во время этого избиения многим другим удалось разбежаться и уйти между скалами. Он определяет число жертв приблизительно в 5000 человек...

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3176, п. 97—98.

15 декабря 1894 г.

Донесение № 67

В настоящее время находится в Алеппо александретский каймакам, вызванный сюда вследствие неоднократных жалоб на него со стороны армян, жителей Александретты.

Получив приказание из Константинополя строго следить за поведением армянского населения, каймакам увидел в том удобный случай для прикрытого хищничества. С ревностью, достойной лучшего дела, он поспешил арестовать жителей армян и выслать их из Алеппского вилайета в другой вилайет или даже из одного округа в другой того же вилайета. Арестованные, как политически неблагонадежные армяне, откупались, смотря по возможности и материальному состоянию. Оставались арестованными только те, которые не могли удовлетворить эти требования каймакама.

Трудно, почти невозможно, ожидать, чтобы обвиняемый не оказался виновным по следствию, которое производится административным советом под председательством генерал-губернатора, ожесточенного врага всего, что носит армянское имя или название.

В последнее время было арестовано здесь до 30 армян по подозрению в принадлежности к какому-то политическому заговору. Некоторые из них, как более опасные, отправлены под конвоем в Константинополь, другие высланы в вилайеты Аданский, Диарбекирский и Харпутский.

Во время агонии сисского армянского патриарха, умершего в Алеппо, была приставлена к его дому полиция, чтобы немедленно после его смерти захватить все его бумаги.

В Бейлане был пожар. Несмотря на то, что сгорело несравненно больше армянских домов, нежели мусульманских, армяне были обвинены в поджоге.

В здешнем так называемом лицее один воспитанник-армянин, поссорившись со своим товарищем-мусульманином, назвал его собакой. Несмотря даже на протест кади, не нашедшего в этой ссоре ничего ни антирелигиозного, ни армяно-политического, генерал-губернатор выслал ученика-армянина в Аданский вилайет.

Я просил генерал-губернатора сделать распоряжение о выдаче буюрулди русскому подданному Агавову, отправляющемуся из Алеппо в Антиохию. Узнав, что Агавов армянин, Хасан-паша отказал мне в моей просьбе Я вынужден был вести особенную переписку по этому делу, и только после повторных настояний я мог получить требуемое мною буюрулди для русского подданного.

Вчера получено было мною прошение о защите и покровительстве от 14 городских жителей-армян, арестованных полицией с тем, чтобы на другой день отправить их в Харпутский вилайет. Сегодня утром 14 арестованных армян отправлены под конвоем по харпутской дороге, сопровождаемые плачем и воплями их родственников, взрослых и детей.

Высланные из Алеппского вилайета армяне—большей частью содержатели или сторожа ханов; есть между ними мелкие лавочники, сапожники и портные.

Якиманский

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3197, л. 81.

32. Армянский патриарх в Константинополе министру юстиции и культов Турции Риза-паше

Перевод с французского
8 февраля 1895 г.

Из письма

В своем предшествующем такрире, который я имел честь направить Вам 9-го января, я уже сообщал о своем намерении изложить противозаконные деяния, совершаемые в провинциях, населенных армянами, и вызывающие их жалобы...

Чувствуя всю тяжесть лежащей на мне ответственности, беру на себя смелость рассказать Вам в этом такрире всю правду. Убежден, что именно таким образом выполню свой долг как по отношению к правительству, так и по отношению к своему народу, в соответствии с торжественным обязательством, данным мною при моем возведении в патриарший сан...

Армянский народ, подвизающийся в сельском хозяйстве, промышленности и торговле, неизменно являлся важным фактором прогресса страны. Он всегда платил налоги, которыми облагался, сохранял хорошие отношения со всеми другими подданными империи и, в частности, со своими турецкими соотечественниками, требуя, в конечном счете, только лишь возможности пользоваться благами цивилизации.

В своей частной жизни армяне сохранили верность христианской религии и заботились о поддержании добровольными пожертвованиями своих церквей, монастырей и школ, равно как об обучении своих детей, и поставляли обществу людей всех профессий, а государству—способных чиновников.

И что же, Ваше превосходительство! Эта нация оказалась сейчас в таком состоянии, когда ни отдельные лица, ни народ в целом не могут жить мирной и спокойной жизнью.

Нынешняя система управления, организация юстиции и провинциальной полиции с ее чрезмерной централизацией и ее ограниченными функциями недостаточна для охраны прав населения. То же можно сказать и о методах, применяемых фанатически настроенными или неспособными исполнителями.

Подобное положение, при существующем недоверии к армянам, привело к целому ряду правительственных репрессий, так что жизнь, честь и благосостояние в провинциях, населенных армянами, продолжают оставаться совершенно необеспеченными...

Главным занятием армян является сельское хозяйство. Между тем земли, занимаемые ими с незапамятных времен, как аборигенами страны, земли, удобренные их потом, земли, плодами которых пополняется государственная казна, изъяты у них тем или иным способом. В одних случаях влиятельные лица, турки и курды, благодаря поблажкам, которые им предоставляют официальные круги, тайно записывают на свое имя земли, им не принадлежащие, и выселяют подлинных владельцев. В других случаях крестьяне, чтобы заручиться защитой главаря какого-нибудь племени и предохранить себя от бесчинств и грабежей, вынуждены уступать ему лучшую часть своих земель. Случается и так, что армяне, отданные на милость вожакам племен с их постоянной враждой и беззакониями, бывают вынуждены уступить целые селения.

Иногда грабежи довершают несправедливый судебный приговор, вынесенный под давлением извне. Крестьянин остается без имущества, без защиты против насилий, совершаемых именем закона. Любая попытка законной защиты рассматривается как преступление и вызывает репрессии. Так крестьянин становится рабом беев и ага, объектом их торговых сделок. Он платит этим феодалам бесчисленные налоги, отдает в их распоряжение себя самого, свою семью и стада, принужден обрабатывать собственным скотом поля для их выгоды и пользы, возводить для них постройки, предоставляя бесплатно и труд и материалы,—одним словом, выполнять все тяжелые повинности, которые на него возлагаются.

Так же мало уважаются владения армянских монастырей, их земли, являющиеся единственным источником, который поддерживает существование монахов и позволяет им удовлетворять духовные нужды своей паствы.

Крестьяне, кроме налогов, выплачиваемых императорской казне, обязаны еще платить вожакам курдов налог, известный под названием кяфирата (налог неверных). Даже монастыри стали должниками некоторых ага, периодически собирающих подати...

Агенты государственной казны и мультезимы довершают эти несчастья своими беззаконными действиями. Для сбора налогов администрация посылает но восемьдесять конных жандармов в селения, насчитывающие не более тридцати домов, и крестьяне вынуждены предоставлять помещение и питание людям и лошадям. Сборщики избивают палками жителей и приходских священников, допускают надругательства над христианской религией и предметами культа. Они изымают земледельческие орудия, отбирают последнюю одежду у тех, кто не может расплатиться тотчас же. Тех же, кто совсем ничего не имеет, бросают в тюрьмы.

Что касается мультезимов, то они при подсчете скота и урожая, принадлежащего крестьянину, удваивают итог и таким образом заставляют платить подати с вымышленных доходов. Они приступают к подсчету урожая настолько поздно, что крестьянин оказывается перед альтернативой: или оставить несобранный урожай гнить на корню, или убрать его, но затем подчиниться требованиям мультезимов.

При взимании десятины показ дохода, превышающего доход предыдущего года, рассматривается как форма вознаграждения чиновников; поэтому в некоторых местах они, вместо того, чтобы назначить оценщиков, представляющих необходимые гарантии личной честности и финансовых способностей, принимают на работу людей, которые способны обеспечить им этот доход. В этих условиях люди без совести, для которых самые жестокие средства хороши лишь бы обогатиться, становятся оценщиками, притесняют население. И так как они всегда вать собственным скотом поля для их выгоды и пользы, возводить для них постройки, предоставляя бесплатно и труд и материалы,—одним словом, выполнять все тяжелые повинности, которые на него возлагаются.

Так же мало уважаются владения армянских монастырей, их земли, являющиеся единственным источником, который поддерживает существование монахов и позволяет им удовлетворять духовные нужды своей паствы.

Крестьяне, кроме налогов, выплачиваемых императорской казне, обязаны еще платить вожакам курдов налог, известный под названием кяфирата (налог неверных). Даже монастыри стали должниками некоторых ага, периодически собирающих подати...

Агенты государственной казны и мультезимы довершают эти несчастья своими беззаконными действиями. Для сбора налогов администрация посылает но восемьдесять конных жандармов в селения, насчитывающие не более тридцати домов, и крестьяне вынуждены предоставлять помещение и питание людям и лошадям. Сборщики избивают палками жителей и приходских священников, допускают надругательства над христианской религией и предметами культа. Они изымают земледельческие орудия, отбирают последнюю одежду у тех, кто не может расплатиться тотчас же. Тех же, кто совсем ничего не имеет, бросают в тюрьмы.

Что касается мультезимов, то они при подсчете скота и урожая, принадлежащего крестьянину, удваивают итог и таким образом заставляют платить подати с вымышленных доходов. Они приступают к подсчету урожая настолько поздно, что крестьянин оказывается перед альтернативой: или оставить несобранный урожай гнить на корню, или убрать его, но затем подчиниться требованиям мультезимов.

При взимании десятины показ дохода, превышающего доход предыдущего года, рассматривается как форма вознаграждения чиновников; поэтому в некоторых местах они, вместо того, чтобы назначить оценщиков, представляющих необходимые гарантии личной честности и финансовых способностей, принимают на работу людей, которые способны обеспечить им этот доход. В этих условиях люди без совести, для которых самые жестокие средства хороши лишь бы обогатиться, становятся оценщиками, притесняют население. И так как они всегда в долгу у императорской казны, местные власти проявляют к ним терпимость, чтобы дать им возможность расплатиться.

Измученные крестьяне предпочитают эмигрировать, но эмиграция не безопасна...

Бывает также, что мужчины, оставляя свои семьи на родине, уезжают группами за границу, чтобы заработать на пропитание. Когда же эти эмигранты хотят возвратиться в свою страну, они встречают препятствия со стороны местных властей, которые рассматривают этих несчастных людей как преступников за то, что они покинули страну в поисках заработка.

Что касается покушений на семейную честь, то сколько раз девушки, вышедшие замуж, похищались в день их свадьбы! Доказано, что молодые женщины, и даже малолетние, подвергались тягчайшим оскорблениям. В тюрьмах преступники принуждали к сожительству молодых армянок. Известны случаи, когда родственники под угрозой смерти принуждались к кровосмесительной связи. Трудно говорить обо всем этом без возмущения!

Добавим, как это ни горько, что самый дух недоверия, которым проникнуто отношение правительства к армянам, равно как и бесчисленные беззакония, совершаемые чиновниками из административного аппарата, юстиции и армии, довели до предела бедственное положение нации. Простая жалоба, всякая попытка защиты попранных человеческих прав, сбор пожертвований в пользу школ и церквей, участие в филантропической организации, чтение давно опубликованных поэтических произведений или журналов, которые правительство даже не объявляло запрещенными, ношение оружия, хранение пороха, хотя бы в самых ничтожных количествах, — все это является в глазах правительства тяжким преступлением, которое армяне должны искупать годами тюремного заключения.

Должностные лица и, кроме них, целый сонм проходимцев, не имеющих никакого официального положения, • практикуют ложные обвинения против армян с целью получения награды или повышения по службе или просто ради утоления личной ненависти.

Самый безобидный проступок, любое маловажное правонарушение, анонимный донос и показание, полученное такими средствами, как угроза, применение силы и т. д., являются достаточными для того, чтобы возложить от-

[ стр. 66 ]

ветственность на все население. Тогда начинаются мас совые аресты, и арестованные, после долгих лет предва рительного заключения, приговариваются к самым тяжким наказаниям с помощью крючкотворства, которое должно изображать закон. Иногда даже эти формальности считаются излишними, и применяется настоящая вооруженная расправа с населением. Дело доходит до самых страшных преступлений, жертвой которых становится все население, как об этом свидетельствуют события в Эрзруме, Кесарии и Йозгате и совсем недавние события в Сасуне, происшедшие при самых трагических обстоятельствах.

Несколько архиепископов, епископов, прелатов и священников, в том числе 82-летний достопочтенный старец, были заключены в тюрьму рядом с преступниками и убийцами.

После нескольких лет предварительного заключения поименованные духовные лица были приговорены к различным наказаниям: к заключению в крепости, ссылке и даже к смертной казни.

За неимением официальных данных, патриархия не знает точного числа священнослужителей, находящихся в настоящее время в заключении. Тем не менее сведения, которые достигли патриархии, хотя и весьма неполные, показывают, что в настоящее время около сорока духовных лиц, в том числе пять епископов, одиннадцать прелатов и двадцать два священника, находятся в тюрьмах. Несколько служителей церкви умерли в тюрьмах.

Отряды конной жандармерии непрерывно объезжают селения для производства дознаний. Чтобы оправдать свое существование в глазах высших властей, эти отряды просто измышляют несуществующие политические заговоры или революционные акции.

Для того, чтобы придать таким «разоблачениям» видимость правдоподобия, требуются какие-то улики; с этой целью беспощадно избивают крестьян, чтобы заставить их дать нужные показания. Производят внезапные налеты на дома, причем обыски сопровождаются грабежами, а также оскорблениями чести обезумевших от страха женщин.

Следственные отряды отправили таким способом в тюрьмы, под самыми ничтожными предлогами, большое количество армян, среди которых были даже школьники, подростки. В тюрьмах заключенных избивают, раздев их догола. Их привязывают к крестообразным столбам и прижигают раскаленным железом. Несчастным предлагают принять мусульманскую религию, обещая за это прекратить их мучения и отпустить на свободу. Самые страшные угрозы применяются к этим несчастным юношам, чтобы вырвать у них признание в вещах, о которых они ровно ничего не знают.

В других случаях от крестьян требуют выкупа, обещая освободить их. Так как арестованные часто не имеют возможности заплатить требуемую сумму, их посылают в сопровождении жандармов на рынки с тем, чтобы они добыли там нужные деньги, хотя бы для этого им пришлось обойти все лавки. Женщинам предлагают освободить их мужей ценою выкупа или бесчестия.

Количество заключенных из гражданского населения исчисляется тысячами. Но поскольку переписка патриархии с архиепископами и другими церковными властями провинции, вследствие известных причин, была почти полностью прервана, то установить точное число этих лиц было невозможно.

Мы вынуждены с прискорбием отметить, что такриры, с помощью которых патриарх осведомляет о подобных фактах императорское правительство и ходатайствует об устранении бедствий и лишений, приносящих страдания народу, даже не принимаются к рассмотрению. Эти обращения, в которых патриарх исходит из интересов правительства, страны и нации в целом, рассматриваются как незаконное посягательство и вмешательство в чисто административные дела, находящиеся вне привилегий и компетенции патриархии.

Рассматривая положение с точки зрения свободы вероисповедания, мы с сожалением отмечаем, что из-за существующих притеснений армянский народ лишен даже духовного утешения и права свободно исполнять обязанности и заповеди, предписываемые христианской религией...

Канонические книги, излагающие нашу священную веру, в которых ни одна буква не должна быть искажена, подвергаются просмотру и исправлениям цензоров. В календарях, указывающих религиозные праздники, некоторые части, в которых речь идет об именах святых и посвященных им праздниках, были вычеркнуты, а печатание календарей без этих изменений было запрещено. Чтение старых изданий этих священных произведений рассматривается как преступление. Печатание истории Армении разрешается лишь с изменениями и пропусками. В школьных учебниках цензоры Министерства народного образования опускают имена прежних армянских царей, князей и генералов и заменяют их другими именами. Запрещено даже употребление армянских названий некоторых городов. Как все остальные христианские церкви, армянская церковь имеет также свое собственное название. Она называется Церковью Армении (А й а с т а н и Е к е х е ц и). Со скорбью мы наблюдаем, как пытаются отнять у нашей святой церкви право носить свое собственное имя.

Со времени принятия армянским народом христианской религии верховным главой национальной церкви является католикос эчмиадзинский, под высшей духовной юрисдикцией которого находится вся армянская нация. Однако императорское правительство запрещает упоминать имя его преосвященства в армянских газетах и публиковать его буллы...

Сколько церквей и монастырей было конфисковано и осквернено! Сколько их было разграблено и сожжено!

Нередко можно видеть врата алтарей и памятники, носящие изображение святого креста, замаранные нечистотами...

С одной стороны, патриархия бессильна удовлетворить настоятельные просьбы и жалобы населения изме нить существующее положение, с другой стороны, возросли трудности и препятствия, способные свести на нет привилегии патриарха и архиепископов. Эти препятствия и помехи вызывают распад религиозных и церковных организаций армян.

Мы перечислим основные факты, говорящие об этом:

I. Армяне имеют утвержденные императорским ирадэ статуты, которые определяют законы, регулирующие их духовное и церковное управление, порядок избрания духовных руководителей нации и членов различных советов и комитетов, а также функции и формы деятельности этих советов и комитетов.

Однако применение основных принципов этих статутов, упоминание о них на армянском языке в газетах и празднование даты их провозглашения были запрещены правительством под разными предлогами.

Члены различных советов и комитетов национальной администрации лишены возможности собираться на законные заседания, а некоторые из них были арестованы за то, что исполняли свои обязанности. Точно так же некоторые армяне, которые воспользовались своим правом избрания различных советов, были отправлены в тюрьму за то, что они якобы избирали членов революционных комитетов.

Эти обстоятельства доказывают, что статуты перестали существовать, а это, в свою очередь, приводит к развалу духовных организаций нации.

II. Берат об инвеституре патриаршего сана и церковные привилегии устанавливают, что в вопросах, касающихся архиепископов и епископов, обвиняемых должностными лицами правительства в поступках или преступлениях, могущих повлечь их смещение или ссылку, правительство не будет принимать никаких мер прежде, чем проверит правильность обвинений, передав дело в патриархию. Из тех же привилегий вытекает, что никакое наказание не может быть наложено на духовных лиц раньше, чем патриарх не лишит их духовного сана. Однако, как об этом было сказано выше, некоторые духовные лица находятся в настоящее время в тюрьмах и ссылке, а наказание было на них наложено при условиях, прямо противоречащих привилегиям патриархии, а также правительственным указаниям.

Напротив, осуществление права патриарха призывать непокорных духовных лиц к повиновению и наказывать, их в случае необходимости наталкивается на трудности и даже на препятствия из-за вмешательства правительства.

III. Рукописные документы патриархии, равно как произведения, которые она хочет печатать, естественно, не могут проверяться цензурой. Однако Министерство народного образования приравнивает эти документы и произведения к рукописям и произведениям, которые представляются частными лицами, и запрещает печатать их без разрешения цензуры, В число их включены даже сообщения и объявления, посылаемые патриархией в газеты.

IV. Приходские армянские школы созданы для того, чтобы дать юношеству, наряду с общим образованием, знание в совершенстве языка, религии, национальной истории, и для воспитания его в духе священных принципов религии и морали. Эти школы содержатся исключительно на средства населения. Однако Министерство народного образования приравняло их к обыкновенным частным заведениям, изъяв их из-под наблюдения, кон троля и юрисдикции патриархии и епископства.

V. Хотя решения по спорным делам, связанные с завещаниями и дарениями, по самому своему характеру должны находиться в ведении церковных властей, правительство не признает компетенции патриархии и архиепископов в этих вопросах.

Во время переговоров относительно соглашения о привилегиях армянского и греческого патриаршеств правительство в устных заявлениях обещало пожаловать армянскому патриаршеству все условия «модуса вивенди», предоставленного греческому патриаршеству. Тем не менее армянскому патриаршеству вслед за этим было отказано в привилегиях, признанных за греческим, в вопросах о завещаниях и дарениях.

VI. Формальности, недавно установленные правительством для получения разрешения на строительство новых и восстановление уже существующих школ, церквей и т. д., далеки от того, чтобы помочь патриархии, и вызывают новые затруднения и серьезные задержки. С другой же стороны, возникли новые трудности, поскольку правительство решило закрыть церкви и школы, не имеющие императорских фирманов, до тех пор, пока не будут получены новые фирманы. Так, например, в трех селениях округа Акн (вилайет Мамурет-ул-Азиз) мюдир приказал закрыть церкви, так как крестьяне не могли представить полученные фирманы, потому что не знали, где они находятся. Этот мюдир додумался до того, что приказал запечатать двери церквей, чтобы жители не могли туда проникнуть.

Тщетно патриархия сообщала правительству даты пожалованных фирманов и многократно просила вновь открыть церкви. Ей было отвечено письменно, что необходимо получение новых фирманов. В результате жители указанных трех селений будут лишены в течение долгого времени всякой религиозной службы.

В соответствии с этим же решением будут закрыты церкви, школы и монастыри, построенные до турецкого завоевания и не имеющие фирманов, а также церкви, школы и монастыри, построенные после завоевания, фирманы которых были утеряны.

VII. Христианская религия признает единственно законным браком—церковный брак, а право наследования исключительно принадлежит детям, родившимся от такого брака. Следовательно, право наследования может быть определено и подтверждено только церковными властями, в ведении которых находился умерший. Однако шерифские суды оглашают решения о наследстве, удовлетворяясь показаниями первого встречного, тогда как необходимо, чтобы основанием для них служили сведения, представленные патриархией.

В результате такого рода дела решаются в соответствии с предписаниями мусульманской церкви.

VIII. Кроме налогов, установленных правительством, армянский народ платит еще специальный налог, установленный для покрытия расходов по народному образованию. Однако эти налоги никогда не используются для удовлетворения нужд армянских школ, которые содержатся исключительно на добровольные пожертвования народа. Решения же, принятые Блистательной Портой, крайне затруднили сбор пожертвований и подписку в пользу школ и церквей. Оттоманское правительство недавно запретило вообще какую бы то ни было подписку и сбор пожертвований этого рода. Поэтому сбережения школьных богоугодных организаций иссякли.

В соответствии с древним обычаем, освященным, между прочим, фирманами и бератами, настоятели монастырей посылали членов своих конгрегации в места, подчиненные соответствующим епископствам, для сбора подарков и пожертвований, которыми поддерживалось существование монастырей. Но с некоторого времени провинциальные власти запрещают сохранение этого обычая, прикрываясь распоряжением Блистательной Порты. Таким образом, стало невозможным удовлетворять нужды монастырей...

Вот, Ваше превосходительство, краткое описание общего положения армянского народа. Огромная информация по этому вопросу содержится в многочисленных такрирах, которые в течение многих лет патриархия непрерывно направляла императорскому правительству.

Оттоманское правительство имело возможность, на основании многочисленных расследований, установить и проверить положение в провинциях, населенных армянами, и их нужды; ему известны также все факты.

Патриархия многократно обращалась к императорскому правительству, и она всегда получала от него обещания провести реформы и улучшить положение, однако эти обещания и полученные уверения остаются втуне.

Армянская нация, Ваше превосходительство, в качестве христианской общины желает полной свободы отправления религии, беспрепятственного функционирования гражданской и религиозной организации, полного сохранения своих церковных привилегий; она желает существовать в мире как армянская нация, сохраняя характерные свойства и отличительные черты, присущие ее национальной индивидуальности.

Она стремится к установлению определенного порядка, могущего гарантировать ей возможность пользоваться всеми правами, которыми провидение наделило человечество, и всеми благами, которые цивилизация предоставляет трудолюбивым народам...

Патриарх армян в Турции Матевос

АВПР, Политархив, д. 1416.

Перевод с французского
8(20) марта 1895 г.

Письмо

Спешу сообщить Вам только что полученные мной от моего специального уполномоченного сведения о прискорбных событиях, происшедших в казе Спере, находящейся на расстоянии не более семи часов езды от нашего города.

15 декабря 1894 г. турецкое население деревни Чипот, одной из главных деревень Спера, сделало попытку захватить участок земли, принадлежащий армянам, жителям той же деревни. Армяне, естественно, воспротивились этому акту насилия, но мусульмане, раздраженные сопротивлением христиан, взялись за оружие и напали на несчастных, беззащитных армян, творя при этом акты крайней жестокости. Они начали с мужчин, ранив более или менее серьезно 13 человек ружейными выстрелами и холодным оружием. Вот имена жертв (семь из них находятся в безнадежном состоянии):

Мкртыч, сын Каприэля
Торос,
Ованес, сын Тер-Кеворка
Вартан, » »
Казар, » »
Казар, сын Тер-Каприэля
Акоп, сын Казара
Григор, сын Баба
Пилос, сын Аракела
Кивас, сын Крелима
Галуст, сын Саркиса
Амбарцум, сын Аракела
Акоп, сын Минаса.

Не удовлетворившись этими зверствами и видя, что мужчины рассеялись по полям, злодеи ворвались в армянские дома, глумясь и издеваясь над женщинами и девушками; одна из них по имени Марта, оказавшая сопротивление бесчестным насильникам, была убита.

Эти чудовища-изуверы убили также одного ребенка из-за того, что он кричал при виде насилий, совершаемых над его матерью и сестрой, — эти крики раздражали насильников.

Спустя несколько дней один юзбаши, объезжавший в сопровождении нескольких заптие эти места для взимания податей, прибыл в ту же деревню Чипот. Он навел справки о случившемся и остался весьма доволен; он поощрил единоверцев к продолжению издевательств над гяурами, посоветовав им, однако, быть осторожнее, чтобы не обращать на себя внимание.

По его указанию избиение армян было продолжено. Имущество армян он захватил под предлогом взимания податей, а вечером выбрал самую красивую армянскую женщину для удовлетворения своих гнусных инстинктов. Несчастная укрылась у себя дома; слуги юзбаши проделали отверстие в крыше дома, через которое юзбаши проник в дом и похитил прекрасную армянку.

Со времени этих событий среди несчастных армян, жителей деревень Сперского округа, воцарился ужас. Женщины, вынужденные целыми днями оставаться дома, забаррикадировались на случай налета, мужчины же едва осмеливаются показываться на улицах деревень. Никто из армян, жителей Чипота, не может приехать в город, а если у него спешное дело, он допускается в пределы города только при условии хранить молчание о происходящем и никому не подавать никаких жалоб.

Армянский архиепископ в Эрзеруме Гевонд

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3176, л. 111.

Перевод с армянского
Шапин-Карахисар, 25 июня 1895 г.

Из письма

Мы, нижеподписавшиеся, считаем долгом просить Ваше высокопревосходительство соблаговолить передать Вашему правительству нашу глубокую благодарность за ту заботливую поддержку, которую оно пожелало оказать нашей стране, пребывающей в невыносимом положении, общей программой армянских реформ, с кратким изложением которой мы имели честь ознакомиться.

Однако, да будет позволено нам заметить, что вопрос о программе реформ не новый, и мы часто разочаровывались в наших справедливых надеждах, которые, казалось бы, давно должны были быть осуществлены.

Ваше высокопревосходительство, Вам прекрасно известно, что когда выполнение законов передоверяется бездеятельным органам или же органам, заведомо не склонным претворять эти законы, или же лицам неподходящим, то, как бы ни были хороши эти законы, они остаются мертвой буквой.

Ведь общеизвестен тот факт, что турецкое правительство, вопреки наличию у него гуманных законов, в своей политике неизменно руководствовалось варварскими методами.

Вновь поручать осуществление программы армянских реформ его султанскому величеству — не насмешка ли это над нами?

Для нас ясно уже, что раны наши, еще не зажившие, пуще будут кровоточить; с одной стороны, экономический кризис, с другой — гонения и невероятные муки окончательно доконают нас...

С глубоким уважением [следует 475 подписей]
АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3181, л. 12.

35. Армянский патриарх в Константинополе министру юстиции и культов Турции Риза-паше

Перевод с французского
15 августа 1895 г.

[size=13]Письмо

Осмелюсь привлечь внимание Вашего превосходительства к поступившим на мое имя жалобам по поводу же-
стокостей, чинимых злоумышленниками в деревнях санджака Карахисари-Шарки, Сивасского вилайета, и, в особенности, в деревнях Андреас и Тамзара.

Спешу привести несколько фактов.

В деревне Андреас мусульмане убили армянина по имени Саак Айвазян; там же убили другого армянина Саака Карабеяна, сбросив его с вершины скалы, известной под названием Шемше; в той же деревне восемнадцатилетний турок Мехмед, сын дервиша Карабал-оглы, ударом кинжала убил армянского мальчика Азарика, четырнадцати лет от роду, сына Калайджяна.

Далее, по ложному доносу одного курдского бандита, обвинившего армян деревни Кетче-Юрд в нанесении ему раны и в убийстве двух его сообщников, были арестованы одиннадцать армян, которых подвергли жесточайшим пыткам с тем, чтобы вынудить их признаться в приписываемых им злодеяниях. Родные арестованных, узнав о том, в каких условиях томятся их близкие, отправились в составе двадцати одного экипажа в центр казы, требуя правосудия.

Сообщают также, что мусульманское население деревни Андреас, возбуждаемое фанатиками-хаджами и улемами и поощряемое бездействием властей, грозится вырезать всех христиан.

Что касается жалоб населения деревни Тамзара, то нижеследующие данные исчерпывающе характеризуют обстановку.

Несколько турок-хулиганов избивали армянку, пытаясь надругаться над ней. Услышав крики, армяне поспешили прийти ей на помощь. Насильники, к которым присоединилось мусульманское население деревни, вооруженное ножами и кинжалами, напали на армян. Это нападение было приостановлено лишь в результате вмешательства жандармерии, присланной в Тамзара местными властями. Несколько армян было ранено или жестоко избито. Охваченное страхом армянское население, не решаясь оставаться в этой деревне, вынуждено было бежать в центр санджака, где и проживает в настоящее время, раскинув свой лагерь в районе кладбища. Люди страдают от непогоды и обречены на безысходную нищету.

Отметим особо жалобы на Салиха-эфенди, главного чиновника по составлению описей и оценки недвижимости в Карахисари-Шарки, поселившегося в Тамзара. Помимо угроз и клеветы, к которым прибегает продажный Салих-эфенди, он, под предлогом взыскания налогов, посылает в эти деревни жандармов, которые избивают и арестовывают армян. За малейшую задолженность по налогу Салих распродает до нитки имущество армян по самым низким ценам.

Не довольствуясь злоупотреблением властью, этот государственный чиновник осмеливается нарушать добрые нравы, покушаясь на честь порядочных женщин.

Так, жена армянина Керопа Бозарьяна, жительница деревни Тамзара, которая в данное время находится по делам в Керасунде, подверглась наглому преследованию со стороны Салиха и вынуждена была покинуть деревню во избежание дальнейших преследований. Получив сведения об отъезде этой женщины, Салих попытался вернуть ее с дороги, утверждая, что за ней числится задолженность по налогу. В догонку за ней был послан конный жандарм Мустафа, которому было поручено арестовать ее, но мужественная женщина, полная решимости отстоять свою честь любой ценой, отказалась повиноваться жандарму, и ей удалось таким образом уехать.

Этот поступок главного чиновника по составлению описей и оценки недвижимостей, а также и другие совершенные им злоупотребления и жестокости довели армянское население до крайнего отчаяния. Все армяне подписали и подали совместную жалобу. Они обвиняют Салиха и мюдира деревни, а также брата мюдира Мухаррема и жандармов; имея поручение наблюдать за порядком, эти люди сами творят злоупотребления, поощряемые действиями Салиха.

В жалобах, поступивших в патриархию, с сожалением констатируется, что названное обращение не дало результатов.

Сожалею о том, что к этим жалобам вынужден присовокупить также сведения о положении в Карахисари-Шарки, содержащиеся в различных донесениях и в копии телеграммы, оригинал которой, направленный в адрес патриархии, так же, как и в великий визират и в Сивасский вилайет, в патриархии получен не был.

Согласно этим сведениям, армяне Карахисари-Шарки не осмеливаются выходить из домов, опасаясь за свою жизнь; церковь закрыта и богослужение больше не совершается.

Мною уже отданы телеграфные распоряжения соответствующим лицам об открытии церкви и возобновлении богослужения.

Ввиду того, что положение, согласно донесениям и жалобам, становится все серьезнее, осмеливаюсь привлечь внимание Вашего превосходительства к этим фактам...

Матевос Измирлян

АВПР, Политархив, д. 1416.

36. Из статьи Эм. Диллона «Положение дел в Турецкой Армении» (1895 г.)

В 1891 году Блистательная Порта, опасаясь серьезных затруднений для себя от обещанного введения реформ в Армении и возможной во время войны враждебности Христиан, живущих в провинциях, пограничных с Россией, решила убить двух зайцев одним выстрелом и организовала так называемую кавалерию гамидие, составленную исключительно из курдов. План, предложенный некоторыми высшими сановниками империи, заключался в том, чтобы вытеснить армян из пограничных земель, как, например, Алашкерт, и заменить их магометанами, чтобы число их во всех пяти провинциях было сокращено до таких размеров, при которых исчезла бы надобность в специальных реформах для армянского населения, и чтобы в случае войны курды действовали как противовес казакам.

Эта открытая политика истребления была точно осуществляема и значительно расширена с того времени, и если ей не положат скорого конца, то она без сомнения приведет к окончательному разрешению армянского вопроса; но это разрешение будет позором для христианства и презрительной насмешкой над цивилизацией...

Теперь доказано, что сасунская резня была сознательным делом представителей Блистательной Порты — делом, которое было заботливо подготовлено и беспощадно выполнено, несмотря на то, что эти ужасы вызывали содрогания даже в курдских разбойниках и чувство сострадания даже в сердцах турецких солдат.

Следовательно, жаловаться на необеспеченность жизни и имущества в Армении до тех пор, пока эта страна находится под безответственным управлением Блистательной Порты, это все равно, что солдату жаловаться
на серьезную опасность от неприятельских пуль во время кровавого столкновения. Результат, составляющий предмет жалоб, является той именно целью, к которой стремятся, и совершенство, с которым достигается этот результат, служит убедительным доказательством действительности употребляемых мер.

Один выдающийся иностранный государственный деятель, обыкновенно считающийся убежденым туркофилом, недавно заметил в частном разговоре со мною, что турецкое владычество в Армении можно было бы правильно определить как организованное разбойничество, узаконенное убийство и вознаграждаемую безнравственность. Протесты против этой системы могут быть справедливы и уместны, но их едва ли можно считать полезными. Филантроп при посещении тюрьмы может испытать большее огорчение, увидя, что у одного из заключенных связаны руки и ноги, но он едва ли будет тратить время на принесение жалобы по этому поводу, если узнает, что этот арестант присужден к смерти и скоро будет повешен.

Первый шаг к осуществлению плана истребления заключался в том, чтобы систематически разорять народ. Это естественно в стране, где чиновники по восьми или десяти месяцев ждут своего жалованья и затем должны довольствоваться только частью того, что им следует. «Я не получал и одного пара в течение двенадцати недель и не могу даже купить себе платья», — воскликнул чиновник, которому поручено было следить за мною день и ночь в Эрзеруме. «Платили ли вам правильно жалованье?» — спросил я начальника телеграфной конторы в Кутеке. «Нет, эфенди, — отвечал он, — теперь я не получал ничего в течение восьми месяцев; впрочем, я получил месячное жалованье на байрам». — «Как же вы живете в таком случае?» — «Бедно». — «Но ведь вам нужно же хоть сколько-нибудь денег, чтобы не умереть с голоду?» — «Конечно, я имею немного денег, но недостаточно. Аллах милостив. Вы сами теперь дали мне немного денег». — «Но ведь эти деньги не для вас, они заплачены на телеграмму и принадлежат государству». — «Я беру эти деньги себе в возмещение жалования, это составит не очень много, но сколько бы денег ни составилось таким образом, я кладу их себе в карман». Эти люди, конечно, мелкие чиновники, но их положение по существу не отличается от положения их
начальников: судьи, офицеры, вице-губернаторы, вали и т. д. находятся в таком же безденежье, но и отличаются нередко большею жадностью.

Тасик [Тахсин]-паша, бывший генерал-губернатор Битлиса, представляет отличный образчик высокого турецкого сановника эпохи истребления. Он имел обыкновение заключать в тюрьму множество богатых армян без всякого основания к обвинению в чем-нибудь или хотя бы какого-нибудь предлога. Затем им предлагалась свобода за большие суммы, представляющие большую часть их состояния. Отказ от платежа имел своим последствием для заключенных такое обращение, по сравнению с которым пытки, применявшиеся к евреям в средневековой Англии, или мучения евнухов принцессы Уды в современной Индии, представляются мягкими и благотворными наказаниями. Некоторые заключенные должны были держаться на ногах целый день и целую ночь, причем им не давали ни есть, ни пить и запрещали двигаться. Если они теряли силы и сознание, то холодная вода или раскаленное железо скоро приводили их в себя, и пытка продолжалась. Так как время и настойчивость были на стороне турок, то вообще кончалось тем, что армяне обыкновенно жертвовали чем угодно, чтобы только спастись от страшных страданий. Им приходилось или принести в жертву все, или сделаться самим жертвами, и они, конечно, выбирали наименьшее из зол.

В вилайете Битлис несколько сот армян, имевших деньги, скот и хлеб, подверглись произвольному аресту и были освобождены за крупную взятку. Некоторые из них не в состоянии были тотчас заплатить деньги, поэтому их держали в мрачных темницах до тех пор, пока они не добыли требуемой суммы, а некоторые из них были умерщвлены. Около ста армян погибло в одной битлисской тюрьме. Следующая петиция с подписями была отправлена мне и, если не ошибаюсь, то одновременно также иностранным делегатам в Муше; эта петиция, исходившая от одного хорошо известного человека, имя и адрес которого я сообщаю, поможет составить себе представление о том, как вали Битлиса управлял своими провинциями и в то же время благодетельствовал: «Мы, служившие турецкому правительству с безусловной верностью, подвергаемся, особенно в последние годы, дурному обращению и гнету то со стороны правительства, то со стороны курдских разбойников. Так, в прошлом году (1894) я был внезапно арестован в моем собственном доме турецкой полицией и жандармами, которые отвели меня в Битлисскую тюрьму, где я подвергся оскорблениям и самым ужасным пыткам. Просидев там четыре месяца, я был освобожден под условием, что заплачу 450 ф. стерл. Для таких действий не было представлено никакого основания или повода. По возвращении домой я нашел свое хозяйство в беспорядке, свои дела расстроенными, и мои средства к жизни исчезли. Моя первая мысль была обратиться к турецкому правительству с просьбой о возмещении моих потерь, но я отказался от этого плана, чтобы не подвергнуться снова аресту. Услышав, что Вы явились в Армению для того, чтоб исследовать положение народа, я умоляю Вас именем бога отметить мое дело. Подписано: Богос Дарманиан из деревни Икнакаджиа в казе Манаскерд».

Налоги, собираемые с армян, чрезмерно велики; взятки, которыми всегда сопровождается их взимание, берутся заптиями и могут достигать невероятных размеров, принимая самые отвратительные формы; что же касается способов, при помощи которых происходит собирание податей, то они сами по себе составляют достаточное основание для уничтожения оттоманского господства в Армении.

Для того, чтобы привести подходящий пример различного уровня обложения христиан и магометан в городах, достаточно будет сказать, что в Эрзеруме, где существует 8000 магометанских домохозяйств, мусульмане платят 395 000 пиастров, между тем как христиане, которых по числу домохозяйств насчитывается только 2000, вносят 430000 пиастров.

В сельских округах все без исключения очень высоко обложено правительством, но самое тяжелое податное бремя, взимаемое на законном основании, легко по сравнению с вымогательствами заптиев. Предположим, например, что семья должна платить 5 ф., которые она и вносит должным образом. Но заптии требуют еще 3 или 4 ф. для себя; им решительно отказывают в этом; начинаются переговоры, сопровождаемые резкими и оскорбительными выражениями, и спорящие сходятся наконец на 1 ф. Но заптии не могут успокоиться: через неделю они возвращаются и снова требуют те же налоги. Армяне выходят из себя, протестуют и показывают расписку, но заптии, смеясь, заявляют, что предъявляе мый документ не расписка, а несколько стихов из одной турецкой книги. Поселяне ссылаются на свою бедность и умоляют о пощаде. Жадность, а не сострадание побуждает заптиез согласиться на 3 ф., но этих денег не оказывается наготове: Тогда заптии требуют, чтоб им предоставили молодых женщин и девушек семьи для удовлетворения своих грубых влечений, и отказ влечет для несчастных в виде наказания такие мучения, от описания которых приходится воздерживаться ради приличия и чувства гуманности...

Я видел жертв этих представителей Блистательной Порты и говорил с ними; я осматривал их раны, расспрашивал их семьи, обращался к их священникам, преследователям и тюремщикам (некоторые из них посажены в тюрьму за то, что принесли жалобы), и я без колебания утверждаю, что подобные ужасы составляют не ' только действительные факты, но явления, часто случающиеся. Нижеследующее представляет перевод подлинного документа, находящегося у меня в руках; этот документ за подписью и печатью жителей Мелнкана (каза Кеги) не далее, как 26 марта нынешнего года был отправлен к его преосвященству, ученому и святому иерарху, архиепископу эрзерумскому, который пользуется уважением как друзей, так и врагов:

«Много времени тому назад 4 или 5 заптиев, которым поручено было собирание государственных налогов, избрали нашу деревню своей главной квартирой и заставляют жителей прилегающей местности являться сюда для уплаты податей. Эти заптии едят, пьют и кормят своих лошадей на наш счет, не скрывая, что они решили довести нас до нищенства.

Недавно 7 других заптиев, не имеющих даже предлога в форме собирания податей, явились в нашу деревню, избили жителей, оскорбили христианскую религию и опозорили наших жен и дочерей: затем они схватили трех человек, заявлявших протесты, по имени Погос, Мардиг и Крикор, связали их двойной цепью и повесили на брус за ноги. В таком положении они оставили несчастных, пока у них из ноздрей не пошла кровь. После такой пытки эти три человека заболели. Между тем заптии публично заявили, что руководились в своих действиях только специальными приказаниями начальника полиции.
Ввиду изложенного, мы обращаемся к правосудию, чтобы оно спасло нас от этого невыносимого положения». Жители селения Меликан, каза Кеги. 26 марта 1895.

Вот другая петиция от другого селения той же казы, также направленная к архиепископу эрзерумскому:

«Несколько заптиев, под предлогом сбора податей, прибыли в наше селение в 5 часов по турецкому времени (около 10 часов пополудни), взломали двери наших жилищ, ворвались во внутренние комнаты, схватили наших жен и детей, бывших полураздетыми, и выбросили их на улицу вместе с постелями. Затем они крайне жестоко били их и обращались с ними. Наконец, выбрав более 30 из наших женщин, они заперли их в сарай и исполнили над ними свое преступное желание. Прежде чем удалиться, они по своему неизменному обыкновению захватили всю пищу и весь корм, который был у нас. Мы просим Вас обратить Ваше внимание на эти факты и умоляем об императорской милости. Жители деревни Арек, каза Кеги».

Подписано: Мурадиан, Рессиан, Берговян, Мелкониан. 26 марта 1895.

Я сам находился в доме одного армянского поселянина в деревне Кипри-Кёй, когда туда явились несколько конных заптиев. Они вызвали хозяев и грубо потребовали, чтобы им дали поесть, накормили лошадей и устроили ночлег. Я не знаю, чего бы они еще потребовали, но я выручил из затруднения моего хозяина, заявив, что я снял все его помещение на ночь...

Армяне от природы миролюбивы, в сельских округах они страстно преданы земледелию, а в городах совершенно поглощены торговлей. Но чтобы их врожденное отвращение к кровопролитию не было подавлено чувством долга, инстинктом самосохранения и глубокой привязанностью к близким и дорогим для них существам, им запрещено иметь оружие, и мучения, которым подвергают немногих нарушителей этого закона, вызвали : бы краску стыда на щеках соотечественника Конфуция....

Армянам строго отказывают в каких бы то ни было формах правосудия. Один тот факт, что армянин осмеливается обращаться к суду в качестве жалобщика или преследователя против курда или турка, всегда служит достаточным основанием для того, чтобы произошла метаморфоза, превращающая жалобщика в ответчика или преступника и обыкновенно приводящая его в тюрьму. В таких случаях тюрьма является не более как переходной ступенью от сравнительного довольства к полной нищете, заключенных дочиста обирают и затем выпускают на все четыре стороны. Но что представляет собою тюрьма, этого невозможно описать с достаточной ясностью. Если представить себе соединение старой Звездной палаты в Англии, испанской инквизиции, китайского вертепа для курения опиума, больницы для желтой лихорадки и одного из самых мрачных уголков дантовского ада, то это соединение будет подобием турецкой тюрьмы. Грязь, вонь, болезни, безобразия, мучения в таких видах и размерах, которых в Европе не могут себе и представить... В этих ужасных темницах постоянно смешиваются вопли, вызванные утонченным терзанием, с криками противоестественных наслаждений; грязные песни поются под аккомпанемент раздирающих душу стонов; и в то же время из тел, давно уже лишенных жизненных сил, отлетают души, не оплакиваемые никем, кроме сырых стен, на которых пары невероятных ранений и страшных болезнен скопляются большими каплями и падают по камням на пол, поднимаясь оттуда в виде испарений. Поистине это чудовищный кошмар, превращенный в действительность.

В прошлом марте месяце я просил одного своего друга посетить политических преступников в Битлисской тюрьме и просить их дать мне краткое описание их положения. Четверо из заключенных ответили коллективным письмом, которое производит потрясающее впечатление. Вот последние страницы этого документа, помеченного так:

«Битлисская тюрьма, ад, 28 марта (9 апреля) 1895г.

В Битлисской тюрьме 7 камер, из которых каждая может вместить от 10 до 12 человек. В действительности в них помещается от 20 до 30 чел. Санитарных приспособлений совершенно не существует. Отбросы, и грязь, которым должно было лежать в особом месте, отведенном для этой цели, нагромождены в камере. Воду нельзя пить. Нередко арестантов-армян принуждают пить воду из таза, в котором мусульмане совершают омовения...»

Затем следует краткое, но поучительное описание тех мучений, которым подвергались товарищи писавшего и от которых многие из них умерли. Вот пример:
«Малкасс Агаджаниан и Серап Малкассиан из Авзута (Муш) подверглись побоям до тех пор, пока не потеряли сознание. Первого в восьми местах прожгли раскаленным железом, второго — в двенадцати». Другое насилие, совершенное над Серапом, не может быть даже названо. «Гагор Серапиан из деревни Авзут был бит до потери сознания; затем ему набросили на шею пояс и потащили в комнату заптия, где ему было наложено 16 клейм раскаленным докрасна железом». Описав другие мучения, которым он подвергся, например, выдергивание волос, продолжительное лишение пищи и питья при неподвижном стоянии на одном месте, рассказчик передает затем о таких пытках, для которых не существует названия на английском языке и о которых цивилизованный народ не может слышать. Потом он продолжает: «Сирко Микассиана, Гарабеда Леалкассиана и Изро Асвадзадуриана из той же деревни жестоко избили и заставили неподвижно стоять в течение долгого времени, после чего им вылили на голову содержание некоторых сосудов. Корки Мардаиан из деревни Семал подвергся жестокому избиению, у него вырвали волосы и заставили его простоять неподвижно в течение 24 часов. После этого Мулазим-хаджи-али и тюремщик Абдулкадир заставили его подвергнуться т. н. Sheitantopy,* окончившейся смертью несчастной жертвы. Ему было 45 лет от роду. Мекитар Сафариан и Катго Балобиан из Какарлу (Буланик) подверглись такой же пытке. Мекитару было только 15 лет, а Катго всего 13. Сохо Шарайан из Алваринджа (Муш) был отведен из Муша в Битлисскую тюрьму в кандалах. В Битлисе его жестоко избили и заставили находиться в стоячем положении без пищи. Когда он падал в обморок, его приводили в сознание душами холодной воды и плетьми. Ему также рвали волосы и жгли тело раскаленным железом. Затем его подвергли мучениям, которых нельзя описать. Амбарцума Байаджиана, после его ареста, держали в течение трех дней под лучами палящего солнца. Затем его перевели в Семал, где он и его товарищи были избиты и заперты в церковь. Им не позволяли выходить

__________________________

* Буквально значит «дьявольское кольцо». Руки туго связываются и ноги, также связанные за большие пальцы, перетягиваются через руки. Остальные части Sheitantopy состоят из ужасной пытки и отвратительного преступления.

даже для cтправления естественных нужд и заставляли их осквернять крестильные купели и алтари... Где вы, христианская Европа и Америка?»

В числе четырех лиц, подписавших это письмо, имеется подпись одного очень уважаемого и богобоязненного духовного лица.*

Я лично знаком со множеством людей, прошедших через эти тюрьмы. Истории, которые они рассказывают о своих испытаниях, так ужасны, что трудно было бы поверить им, если б они не были вполне подтверждены страшным зрелищем их помраченного рассудка, изуродованных тел, глубоких рубцов, чудовищных увечий, которые не исчезнут, пока могила или коршуны не поглотят их тела. В пытках и насилиях, изобретаемых турецкими тюремщиками и местными властями, есть нечто до такой степени отвратительно-фантастическое и дико-чудовищное, что простой неприкрашенный отчет о них представляется безумствованием больного дьявола. Но это такой предмет, который невозможно изложить вполне откровенно.

Из того, что уже было сказано раньше, легко можно усмотреть, по каким основаниям люди попадают в турецкую тюрьму в Армении. Для этого достаточно, чтобы они обладали деньгами, скотом, хлебом, женой или дочерью или, наконец, врагами. Мы возмущаемся, когда читаем о жестокостях диких курдов, совершавших набеги на деревни, нападающих на дома, уводящих овец, захватывающих все имущество, которое можно унести, позорящих женщин и спокойно возвращающихся домой с сознанием, что они исполнили за этот день доброе дело. Мы называем это оскорблением цивилизации и, быть может, эта квалификация правильна. Но как ни дурны эти деяния, они представляются самой милостью, по сравнению с турецкими приемами действия, основанными на законе и ужасах тюрьмы. Человек, который по бедности или даже вследствие полной нищеты оказывается не в силах заплатить воображаемые недоимки по податям, который не желает отдать заптиям в виде «бакшиша» свою корову или буйвола, или умоляет их пощадить честь его жены или дочери, попадает в одну

__________________________

* Так как трое из подписавшихся находятся до сих пор в тюрьме, то осторожность мешает мне сообщить их имена, известные, однако, Foreign Office.

из таких темниц и никогда не выходит оттуда, не отмеченный неизгладимым клеймом этого места...

У армян все больше и больше укрепляется убеждение, что жизнь—это единственная божеская или человеческая милость, за которую им придется исповедовать чувство благодарности. Правда, их не раз утешали надеждой, и с этим утешением выступали даже мы, которые с самого начала помешали России прийти армянам на помощь и дать им хорошее управление и вместе с тем предоставили Турции полную возможность устроить в пяти провинциях новую Дагомею. Действительно, иногда непроницаемый мрак является только провозвестником скорого рассвета; но для этих существ жизнь—вечная тьма неизведанных вертепов. Армяне— христиане, и они обращают свои взоры к богу, зная, что пм нельзя надеяться ни на кого другого...

План истребления, очевидно, действует регулярно и хорошо. Христианское население истребляется, деревни переходят в другие руки почти так же быстро, как меняются декорации в комической опере, и вместе с тем исход в Россию и погребальное шествие на кладбища возрастают. Здесь не место давать список деревень, перешедших в магометанство, но один типический пример поможет составить себе представление о том процессе, который теперь совершается. В провинции Алашкерд, граничащей с Россией, существует пять деревень на восток от Каракилисе, именно: Кедр (или Кэтер), Мангосар, Джаджан, Зиро и Кубкеран. Зйуб-паша послал своих сыновей, чтобы занять эти деревни... Генерал Эйуб имеет трех сыновей—Ресго-бея, Канид-бея и Юсуф-бея, и эти доблестные офицеры со своими солдатами выступили прошлой весной и заняли названные деревни. Там было в то время около 400 армянских домов, т. е. приблизительно около 3000 жителей христиан. Теперь в этой местности не осталось ни одного. Только один из прежних жителей по имени Аведис-ага остался в стране, но н он живет в другой деревне, в Юнджану...

Когда я уезжал из Армении, триста шесть наиболее видных представителей населения Кнусского округа подали мне за своею подписью петицию, которую они просили передать «гуманному и благородному народу Англии». В этом документе они справедливо говорят:

«Мы торжественно уверяем вас, что резня, бывшая в Сасуне, составляет только каплю в том океане армянской крови, которая постепенно и безмолвно проливается во всей империи после русско-турецкой войны. Год за годом, месяц за месяцем, день за днем невинных людей, не исключая женщин и детей, застреливают, закалывают и убивают в их домах и на полях, пытают варварскими способами в грязных тюрьмах или обрекают на гибель в изгнании под палящим солнцем Аравии. В то время как разыгрывалась эта длинная и страшная трагедия, не раздалось ни одного голоса во имя милосердия и не протянулась ни одна рука, чтобы помочь нам. Эта трагедия продолжается до сих пор, но теперь она вступила уже в свою заключительную фазу, и армянский народ находится при последнем издыхании. Неужели европейское сочувствие должно выразиться только в форме креста на наших могилах?...».

Я получил также скорбное воззвание к английским женщинам от нескольких сотен армянок из округа Кнусс; они молят, как о высшей милости, защитить их от жестокого обращения, которому их подвергают. Печатать это воззвание здесь бесполезно: писаные призывы редко оказывают сильное влияние. Если бы читатель видел самих этих несчастных женщин, как я их видел и слышал их печальную повесть из их собственных уст, рассказанную простыми словами, подкрепляемую стонами и рыданиями и иллюстрированную их нищетой и бедствиями, он мог бы тогда составить себе понятие о положении дел в Армении—положении, которое в добрые старые времена теократии привлекло бы на виновных небесный огонь...

Сасунская резня заставила содрогнуться самые холодные сердца. Но это избиение было небесной милостью в сравнении с адскими деяниями, которые совершаются каждую неделю и каждый день в течение года. Жалобные стоны голодающих детей, стенанья стариков, которым привелось увидеть дела, не поддающиеся описанию, страшные крики насилуемых девушек и нежных малюток, вопли матерей, лишившихся детей благодаря преступлениям, по сравнению с которыми убийство было бы благодеянием; нечеловеческий визг женщин, извивающихся под лозами, эти тщетные голоса крови и мучений умирающих в пустыне, не встретив отклика ни на земле, ни на небе; все это вместе взятое оставляет в тени Сасун и все его ужасы.

Таковы дела, за которые мы несем нравственную ответственность; и несмотря на то, что либеральному правительству были известны эти факты и другие, аналогичные им, лорд Кимберлэй не нашел возможным выступить против них и счел неудобным их обнародовать...(прим. 7)

Положение армян в Турции до вмешательства держав в 1895 году.
М., 1896. с 332—335, 338—341 352—357, 362, 366—368, 372—373.