14 и 15 августа (1896 г.) мы стояли в Константинополе; нам пришлось быть свидетелями избиения армян турками; виденные нами ужасные картины стоят и теперь перед глазами; едва веришь тому, что все это действительно было, что мы не во сне видели все эти ужасы. Мы пришли в Константинополь в среду, утром; пароход наш («Sidon» — француз, компании Messagerie Maritime) остановился у пристани. Мы вышли между 10 и 11-ю на берег, были в обеих частях города (Пера — европейская и Галата — азиатская), были на телеграфе и на почте; все было совершенно покойно; мы вернулись на пароход около часа. После я еще раз выходила отправлять письмо на русскую почту (в нескольких шагах от пристани) и тоже ничего не заметила. А между тем, как рассказывали после другие очевидцы, именно в это время (между 12 и 1 час.) началась резня: сигналом начала послужили убийство армянами кассира в банке и ссора на почте, как говорили; сейчас же началось преследование и убийство поголовно всех армян турками; магазины, лавки были быстро позаперты одни за другими; движение конок приостановлено; на 4 улицах сразу произошло в разных концах города страшное смятение; все бежали, не понимая ничего; поминутно посреди улиц на тротуарах падали убиваемые армяне под градом сыпавшихся на них ударов палками и саблями. Не довольствуясь убийством на улицах, толпы турок врывались в дома, и там продолжалось избиение. Замечательно в данном случае то, что избиение началось одновременно по всему городу, и потому объяснить его, как потом говорили, местью за убийство кассира в банке армянами было бы странно.

Мы до 2-х часов еще ничего не знали о начавшемся смятении; сидели на пароходе, мирно разговаривая. Вдруг... — этот момент особенно врезался у меня в памяти — на набережной раздался страшный, какой-то жалобный, молящий, протяжный, громкий крик, а вслед за ним сейчас же несколько выстрелов из револьверов, быстро промелькнуло несколько фигур, впереди бежал кто-то спотыкаясь обессиливая. За ним гналось человек десять, — все это произошло в какое-нибудь мгновение, и вслед за тем мы увидели на набережной распростер-тым труп бежавшего. Это был один из поденщиков-армян, работавших на пристани около барок, его так и захватила смерть за работой — он успел пробежать, спасаясь от преследователей, всего какую-нибудь сотню шагов. «Что такое? Что такое?» — спрашиваем мы, ошеломленные виденной сценой. Нам ответили второпях: «Турки бьют армян!»

Все устремились к борту парохода, откуда можно было видеть следующую сцену. Как раз против того места набережной, где пристал наш пароход, находилось огромное старое почерневшее здание, склад угля, а за ним в переулке, удалявшемся вглубь от набережной, но так, что можно было все хорошо видеть, другое такое же здание, в котором жили рабочие-армяне, по большей части пришельцы из различных мест, занимавшиеся поденной работой на пристани: нагрузкой барок и пароходов, переноской вещей и пр. Многие из них работали в это время на пристани, другие, вероятно узнав о грозившей опасности, укрылись в доме, к которому и направилась толпа турок, вооруженных палками и саблями. Несколько армян, работавших на пристани, были убиты ими мгновенно, наповал, несколькими ударами палок по голове: перескочив через их трупы, оставив их валяться на пристани, преследователи бросились к дому рабочих; передовые вбегали по лестнице, влезали в окна, остальная же толпа стояла внизу, ожидая добычи, которую бросят ей на растерзание; на минуту крики затихли, слышался только какой-то вой; вот показались из окон турки, волочившие за собой армян, найденных ими в доме; трудно было решить, были ли те уже убитые или избитые до полусмерти, или потерявшие сознание от страха. Их бросили в толпу, которая добивала их, волокла по улице, топтала в пыли; зрелище было до такой степени отвратительное, ужасное, что невозможно было смотреть.

Хотелось бежать куда-нибудь от него, но вместе с тем и уйти от него было невозможно, так как ужас положительно леденил кровь и что-то заставляло следить за несчастными жертвами с какой-то надеждой... не спасутся ли они чудом? Вот один из них — поденщик в синей заплатанной рубахе, повязанный белым платком на голове, бежит по улице; один раз мелькнуло перед нами его смертно-бледное лицо; его настигли, сшибли с ног: уже по его неподвижной позе видно, что в нем нет больше признаков жизни, — он лежит поперек улицы лицом вверх, с распростертыми руками. Проходящий мимо турок ударил его, мертвого, ногой прямо в лицо, а другой полоснул по нем саблей. Все это произошло необыкновенно быстро; не было слышно ни одного крика, ни одного вопля умиравших: их валили, как снопы, один за другим грудами. Когда мы немного опомнились, из переулка уже выехала огромная телега, верхом нагруженная телами убитых; некоторые из них, казалось, шевелились...

Перевод с английского
29 сентября 1896 г.

Известия о событиях в Акне, которые я выслал Вам на прошлой неделе, были получены главным образом от двух беспристрастных турок, находившихся там во время резни. Они выехали оттуда до того, как определились размеры бедствия. Мне неизвестно, прибыл ли с тех пор кто-либо из Акна, но письма, полученные с сегодняшней почтой, более чем подтверждают правильность первых сообщений. На прошлой неделе с почтой не поступило почти никаких известий. Во всех письмах, которые я читал, количество убитых исчисляется в 2000 человек. По-видимому, количество женщин и детей, настигнутых на этот раз судьбой, относительно больше, чем в, какой-либо прошлой резне, которая мне известна. Многие из убитых по нескольку дней оставались на улицах на съедение собакам. Большое количество тел было брошено в Евфрат. Эти тела видели плывущими по реке в 40—50 милях ниже Акна.

В некоторых случаях были уничтожены целые семьи.

Точного подсчета, конечно, сделать нельзя, но есть опасения, что цифра 2000 является преуменьшенной.

Это составляет значительную долю христианского населения, количество которого насчитывается от 5 до 6 тысяч человек.

Число домов в письмах определяется в 1100. Говорят, что из этого количества уцелело лишь 150. Эта вакханалия крови и огня началась во вторник 15 числа и продолжалась до четверга 17 числа.

Все свидетельские показания подтверждают, что резня была организована официальными кругами и что она была начата без всякого повода. Мятежные элементы существовали лишь в воображении некоторых чиновников. Эти последние встревожили центральное правительство. Здешние вали и воинский начальник проводили большую часть времени от начала до конца резни на телеграфе, поддерживая связь с Акном и Константинополем. Насколько мне удалось узнать, жертвы не оказывали ни малейшего сопротивления, и не было убито ни одного турка, кроме тех, которые были убиты впоследствии, по всей вероятности, при дележе награбленного. Курдов в этих местах не было. Все было совершено горожанами и солдатами. Резня распространилась на многие деревни в окрестностях Акна...

Г. Н. Барнэм

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3183, л. 12—13.

5 октября 1896 г.

Английский консул в Эрзеруме Гревс сообщил [передал] мне письмо на армянском языке от 4-го минувшего сентября о несправедливости, оказанной армянам после избиений в Байбурте 14-го октября 1895 г. ... Считаю долгом довести до сведения Нашего высокопревосходительства, что 27 армян Байбурта, присланных ныне в Эрзерум, и которые должны идти в разносрочные каторжные работы вследствие подтверждения решения байбуртского военного суда военным судом в Сераскерате и санкционирования его ирадэ султана, невинны по словам эрзерумского вали Реуфа-паши.

Это последнее обстоятельство я имею честь сообщить вполне доверительно, будучи уверен, что оно не будет известно туркам...

Максимов

Приложение

Из письма байбердских армян английскому консулу в Эрзруме

Перевод с армянского
4 сентября 1896 г.

После бывших в Байберде 14-го октября прошлого года ужасных избиений начальством арестовано из нас более 200 человек.

Некоторых же из нас, подписавшихся здесь, подвергнув ночью в тюрьме разным пыткам и невыносимым истязаниям, чиновники, с помощью турецких арестантов, силой заставили подписать заранее подготовленные бумаги, содержащие в себе ложные обвинения против почетных жителей нашего города, что они будто бы учредили комитет против султанского правительства и привезли из России оружие, дабы совершить революцию в Байберде.

Пытки совершались главным образом жандармским чавушем, называемым Али, который ныне состоит при тюремном ведомстве в Эрзруме, Он, по инструкции председателя военного суда Зеки Салеха-паши, подвергал нас различным пыткам, как-то: щипал клещами, колол нас большой иглой и пр.

То, что мы невинны, признают с выражением сожаления даже соседи наши из турок.

Сообщая Вашему превосходительству о нашем плачевном положении, просим, во имя правосудия, быть посредником перед е. в. султаном и тем выручить нас из настоящего несправедливого заключения.

С глубоким почтением от заключенных в Байберде армян, которые, будучи подвергнуты пыткам, подписали против совести вредные и ложные бумаги.

[Следует шесть подписей]

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3197, л. 204—206

Перевод с английского
10 ноября 1896 г.

Письмо

Согласно телеграмме, полученной от британского вице-консула в Харберде, следующие обстоятельства послужили поводом для убийств в Акне... Большая часть армян-мужчин укрылась в квартале, где помещаются военные бараки. Им было приказано покинуть этот район и направиться в дом губернатора, но по дороге на них напали войска, которым помогали мусульмане. Всего было убито полторы тысячи человек, из них 200 женщин и детей. Армяне были совершенно неповинны: никакого революционного движения не было; армяне не сделали ни одного выстрела. Лишь несколько револьверов и пистолетов было найдено в развалинах сгоревших домов. В целях расследования предлагается создать европейскую комиссию.

АВПР. Посольство в Константинополе, д. 3183, л. 12—13.

52. Британское посольство в Константинополе Российскому посольству

Перевод с английского
18 ноября 1896 г.

Письмо

Исполняющий обязанности консула ее величества в Ангоре сообщил в связи с резней в Эвереке, что местная армянская община передала властям Кесарии следующий официальный список убитых и раненых:

Эзерек:

Убито—30 человек
Ранено— 30 человек
Разграблено домов—40
Разграблено лавок—37
Сожжено домов—38

Фенессе:

Убито—23 человека
Ранено—43 человека
Разграблено домов—15
Разграблено лавок—15
Сожжено домов—3

Итого:

Убито—53 человека
Ранено—73 человека
Разграблено домов—55
Разграблено лавок—52
Сожжено домов—41
Фенессе—деревня на другой стороне долины, примерно в полутора милях от Эверека, однако она обычно включается в район Эверека.

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3183, п. 28.

(По документам французской «Желтой книги») (прим. 9)

В конце 1895 г. и в начале 1896 г. в течение полугода происходили по всей Малой Азии, в городах и деревнях, населенных армянами, ужасающие организованные массовые избиения, пред которыми поблекли даже турецкие зверства в Сасуне. Исходным моментом послужила мера, обещавшая армянам начало умиротворения. После упорного сопротивления султан вынужден был утвердить в октябре 1895 г. проект реформ, выработанный для шести армянских вилайетов представителями России, Франции и Англии, и вслед за этим началась резня и грабеж армян. В двух томах Желтой книги приводится масса потрясающих подробностей, из которых мы заимствуем лишь небольшую часть.

А) Требизонд

Требизонд, куда раньше других пришли вести из столицы, первый подал пример избиения армян. Уже 5 октября французский консул телеграфировал о начале «резни и грабежа». В последующих донесениях он, между прочим, писал:

«Лица, видевшие город за несколько минут до начала убийств, —писал в своей депеше Камбон от 15 октября 1895 г.,—никак не могли предвидеть готовых свершиться так близко событий. Толпа народа, занятая своим обычным делом, наполняла улицы. Теперь вполне доказано, что мусульмане без всякого сигнала, дружно и одновременно бросились на армян. Рабочие-носильщики для внутренней разноски, принадлежащие большей частью к армянским артелям, находились по своим делам в большом количестве около таможни: они были убиты. Несколько несчастных, попытавшихся спастись, переправившись на лодках на суда, стоявшие в порту, были убиты лодочниками ударами весел; один был выброшен в море и побит каменьями. На всех улицах и площадях избивались встречавшиеся армяне, причем их добивали с неслыханной жестокостью. Торговцев вытаскивали из их магазинов и отдавали в руки убийц.

В самое короткое время убийства были кончены. Тогда толпа ринулась грабить лавки. На улицах попадались носильщики, уносившие товары, и никто не мешал им в их грабеже.

Утверждают, что при этом солдаты и заптии не только не препятствовали этому, но даже поощряли к тому. Мне рассказывали, например, что в одном месте мятежники не могли взять армянский дом, так как их выстрелы (ружья) не достигали далеко; солдаты, увидав это, сняли с себя куртки и открыли огонь совместно с убийцами. Во всяком случае я могу засвидетельствовать de visu, что заптии, занимавшие полицейский пост, стояли с оружием в руках в оборонительном положении, не делая ни малейшей попытки остановить мятежников.

Точное число жертв еще не приведено в известность. Власти определяют его в 180 человек; но, судя по всему, число убитых в г. Требизонде наверно свыше 500. Почти никто из армян не вернулся домой. Фреры (французские монахи) дали приют 3300 лицам. По официальному объявлению, поводом к резне послужил выстрел из револьвера, сделанный армянином и ошибочно понятый мусульманами. Одновременное начало резни во всех частях города делает это объяснение совершенно неправдоподобным. Это был, не подлежит никакому сомнению, заговор, тщательно обдуманный (un complot soigneusement regie).* Участие регулярного войска в преступлениях и допущение грабежа—говорят сами за себя».

Б) Диарбекир

В ноябре того же года произошла резня в Диарбекире. Подробное описание этого события мы находим в донесении французского вице-консула Мейриэ. Вот что он сообщал в депеше от 18 декабря 1895 г...

«В пятницу 1-го ноября, в праздник Всех святых, я отправился с своим семейством к обедне; за исключе-
__________________________

* На это обстовтельство указывают также и другие консулы. Так, эрзерумский консул, извещая о резне 31 октября и 3 ноября, об истреблении большинства армянских деревень вокруг Эрзерума, добавляет: «Необходимо передать суду военных, принимавших участие в грабеже и избиении, Мои товарищи — консулы Англии, Иралии, России — и я имеем в руках несомненное доказательство такого участия (NoNo 17, 18, 21)»

__________________________

нием нескольких вооруженных курдов, мы не заметили ничего особенного. Когда я возвратился домой, мне сказали, что какой-то мусульманин в это утро бегал по улицам и призывал своих единоверцев к избиению христиан. Армяно-григорианский епископ отправился к вали, чтоб заявить ему об этом факте, и после уверений этого последнего, что бояться нечего, он сам пошел на рынок, чтоб успокоить христиан, убедить их не бояться и продолжать работу. Несчастный епископ горько раскаивается с этого дня в своем поступке и обвиняет себя в тех последствиях, которые он вызвал. У католиков был праздник и, по счастью, они не отпирали своих лавок.

Около 11 ч. утра мой драгоман пришел мне сказать, что между христианами распространилась паника; что на улицах бегут и уже несколько человек убито. Я вышел на двор и увидел двух раненых, бежавших с базара; я стоял у Двери, улица была совершенно пуста, но с кровли мне закричали, что они идут и чтобы я немедленно вернулся в дом. Я увидел в это время трех заптиев, случайно тут находившихся, и дал им приказ охранять Консульство. В эту минуту с противоположной стороны улицы, на растоянии 20 шагов, я увидал ворвавшуюся на улицу толпу вооруженных с ног до головы людей, испускающих свирепые крики. Девять заптиев с одним офицером прибыли в это время для охраны Консульства.

Было без пяти минут двенадцать.

С этой минуты началась резня; на улице раздавались крики преследуемых и спасавшихся в домах. Она продолжалась безостановочно три дня и три ночи с таким остервенением, что те, которые уцелели, спрашивают себя и по сие время, каким чудом промысла божия они избегли общей участи. Убийства начались при криках Salavat Mahomed в назначенный час, по сигналу, условленному заранее, без всякого вызова с чьей-либо стороны.

Я счел своим первым долгом послать к вали заптия с требованием более надежной охраны для монастыря (так как я предполагал, что она у него уже есть). Заптии не вернулся, и я не получил никакого ответа на свое требование.

Пятница была посвящена исключительно базару. Сперва были убиты все христине, не успевшие скрыться, а затем началось разграбление...
Когда базар был опустошен, что заняло немного времени, он был подожжен. Было около 2-х часов дня; пожар продолжался до следующего дня. Все лавки христиан разорены; потери значительны.

В действительности настоящая резня началась только в субботу утром; до сих пор христиан убивали на улицах, их убивали на кровлях домов, стреляя по ним из окон и минаретов; в домах на них еще не нападали.

В этот же день вместе с восходом солнца началось кровопролитие и продолжалось до воскресенья вечера.

Они разделились отрядами и приступили к делу систематически, переходя из дома в дом, старательно обходя дома мусульман. Выламывали двери, разграбливали все и, если находили в нем живущих, их убивали, убивали всякого, попадавшего под руку,—мужчин, женщин и детей; девушек похищали.

Все стены Консульства были пробиты пулями, и два трупа лежали распростертыми почти под самыми нашими окнами на соседних кровлях. Племена курдов-кочевников не участвовали...

Между тем те из христиан, у которых нашлось оружие и которые могли собраться в достаточном количестве, пробовали защищаться; это им удалось в некоторых кварталах, на которые осаждающие не посмели напасть; таким образом им удалось их отстоять. Что касается других, они спасались, когда могли, бегством, укрываясь в церквах и консульствах. Монастырь Святых отцов принял их до 3000 ч.; число нашедших убежище у меня достигло 1500 ч. Улицы были непроходимы и потому эти несчастные принуждены были делать отверстия в стенах и спасаться через них; или же они скрывались по кровлям, перебираясь по доскам через улицы, и являлись полуживыми от страха в места убежища. Одна женщина упала на наших глазах в ту минуту, когда была у входа. Сколько таких несчастных убилось при этих ужасных переправах!

В воскресенье в три часа пополудни я видел из своего окна, как могли видеть все, солдат, заптиев, курдов и мусульман, стрелявших вместе с кровель и минаретов в армяно-григорианскую церковь. Я потребовал от офицера на карауле занести этот факт в протокол, и в то же время я попросил у одного духовного лица, жившего по соседству и очень почитаемого в городе, Абаса Ходжия, его вмешательства для прекращения этого кровопролития. До сих пор мы еще могли думать, что войска постараются подавить восстание и могли надеяться, что они этого достигнут; но с этой минуты не было уже никакого сомнения. Ужас между укрывшимися был так велик, что я обратился в Вашему высокопревосходительству со своим воззванием, спасшим нас всех.

Меня обязывает совесть объявить с уверенностью,— пишет консул,—что убийства в Диарбекире были совершены мусульманами и ничем не были вызваны; что генерал-губернатор, командующий войсками, начальник жандармов оставались безучастны перед сценами ужаса и ничего не предпринимали, чтобы их остановить; что если они прямо не участвовали, их отношение к ним имело характер поощрения; что я видел своими глазами солдат и заптиев, присоединившихся к мусульманам и курдам и стрелявших вместе в христиан; что эти последние прибегли к оружию только ради самозащиты, когда они были к тому вынуждены. Полиция и войска вмешались лишь для того, чтобы ударить по жертвам.