Армянское горе в ненужном раздоре,
В пучине стяжательства вод.
Над этим людей разобщёнейших морем
Душа моя гневно плывёт.
Она к ним взывает, волну поднимая
И яростно в сердце кричит:
- Кто братьев не видит, тот силы не знает
И жизнь свою жалко влачит!

Армянская радость - душ собранных сладость,
Когда будут все как один.
Нам Богом под небом Отчизна досталась
Мы с честью её отстоим.
Нас жизнь много била, но вместе мы сила,
Пусть каждый всем сердцем поймёт.
И будет награда, победы услада
И день Возрожденья придёт!

Арменияруша камения с гор
знамения скорбных начал,-
прости мне,что я о тебе до сих пор
еще ничего не сказал.

Армения,горе твое от ума,
ты-боли еврейской двойник,-
я сдуну с тебя облака и туман,
я пил из фонтанов твоих.

Ты храмы рубила в горах без дорог,
и радуясь вышним дарам,
соседям лихим не в укор,а урок,
воздвигла Матенадаран.

Я был на Севане,я видел Гарни,
Я ставил в Гегарде свечу,
Армения,бог твою душу храни,
я быть твоим сыном хочу.

Я в жизни и в муке твой путь повторю,
И так ли вина уж тяжка,
что я не привел к твоему алтарю
ни агнушка,ни петушка.

Мужайся,мой разум,и дух уносись
туда,где в сиянье таим,
как будто из света отлитый Масис,
царит перед взором моим.

Но как я скажу про возлюбленный ад,
начало свяжу и концы,
раскроется ль в каменном звоне цикад
молитвенник Нарекаци?

До речи ли тут,о веков череда ?
ты кровью небес не дразни,
но дай мне залакать,чтоб мир зарыдал
о мраке турецкой резни

Меж воронов черных я счастлив,что бел,
что мучусь юдолью земной,
что лучшее слово мое о тебе
еще остается за мной.

Борис Чичибабин

Он мне явился в блеске алых риз
Над той страной, что всех несчастней стран.
Одним крылом он осенял Масис,
Другим — седой от горьких слез Сипан.

Под ним, как тучи, темен и тяжел,
Сбираясь по долинам голубым,
С испепеленных, разоренных сел
Струился молчаливый, душный дым.

Под ним на дне ущелий, в бездне гор,
В ненарушимой тишине полян,
Как сотканный из жемчугов ковер,
Сияли кости белые армян.

И где-то по тропиночке брели
Измученной, истерзанной толпой
Последние наследники земли
В тоске изнеможения слепой.

Выл гневен ангел. Взор его пылал,
Как молнии неудержимых гроз.
И словно пламень, замкнутый в опал,
Металось сердце в нем, алее роз.

И высоко в руках богатыря
Держал он радугу семи цветов.
Его чело светилось, как заря,
Уста струили водопады слов:

«Восстань, страна, из праха и руин!
Своих сынов рассеянных сомкни
В несокрушимый круг восторженных дружин!
Я возвещаю новой жизни дни.

Истлеет марево враждебных чар,
И цепи ржавые спадут, как сон.
Заветный Ван и синий Ахтамар
В тебе вернутся из былых времен.

Восстань, страна! Воскресни, Айастан!
Вот радугу я поднял над тобой.
Ты всех земных была несчастней стран,
Теперь счастливой осенись судьбой!»

Городецкий 1918

Оставив в Карсе у реки свой дом старинный и родной,
Оставив Карс и Карса сад, и неба прииск голубой,
И Каринэ Котанджеан не досказав «Господь с тобой»,
Брожу теперь, скитальцем став, дорогой дальней и чужой.

Брожу, бездомный, а вокруг мелькают лица, что ни миг,
Вокруг грохочет и бурлит мир, потерявший лад и лик,
Кто скажет мне, зачем живешь? Кто скажем мне, чего достиг?
Ах, эти лица, словно их топор вырезывал тупой.

Как надоедливый напев, застряла в горле эта жизнь,
Как будто раною сквозной открылась в сердце эта жизнь,
И песни, горла не найдя, остались в сердце и сплелись
В свинцовый слиток немоты, налитый болью и тоской.

Но пусть горланит этот мир вплоть до скончания времен,
Я – инвалид и сумасброд, изгнанник вечный – осужден
Идти к обители теней, на край Амента, через сон,
Высокой, звездной и седой своей сновиденной тропой.

И вот уже для всех грехов мне сердцем утешитель дан,
Я невозвратен, я уже бреду путями дальних стран.
Увидев в Карсе где-нибудь вдруг Каринэ Котанджеан,
Скажите ей, Чаренц сказал – Господь с тобой, Господь с тобой…

Перевод Карена Свасяна

Я солнцем вскормленный язык моей Армении люблю,
Старинный саз, надрывный лад и горький плач его люблю.
Люблю цветов горячий плеск, пьяняще-тонкий запах роз,
И наирянок чуткий стан в обряде танца я люблю.
Люблю густую синь небес, озерный блеск, прозрачность вод
И солнце лета, и буран, что гулом глухо с гор идет,
И неприютный мрак лачуг, и копоть стен, и черный свод,
Тысячелетних городов заветный камень я люблю.
И где бы ни был, не забыть - ни наших песен скорбный глас,
Ни древнего письма чекан, молитвой ставшего для нас.
Как раны родины больней ни ранят сердце каждый раз,
Я - и в крови, и сироту - свой Айастан, как яр, люблю.
Для сердца, полного тоски, другой мечты на свете нет,
Умов светлее, чем Кучак, Нарекаци - на свете нет.
Вершин, седей, чем Арарат, свет обойди - подобных нет,
Как недоступный славы путь - свою гору Масис люблю! 1918-1920 гг.
Егише Чаренц

Земля не узкая полоска суши
Земля огромный населённый шар
Создатель наш не бил баклуши
Он это всё для нас создал
Господь людьми заполнил все районы
Людей все разделил он на народы
И каждому народу дал язык свой
Умение трудиться , мыслить
Чтоб из земли добыть питание
И заповеди дал, чтоб жили
Люди в дружбе в любви и мире
И для него вопрос был ясен :
Любой народ обязан быть прекрасен
Но не учёл, наивный одного
Что заповедь не соблюсти не значить
Для правителей не значит ничего
Я расскажу, что знаю, вам друзья
Про то, как поступить никак нельзя
Один народ творец нарёк-армяне
Он дал им землю, чтоб растили виноград
Он дал красивые им горы и пейзажи
И дал красивую им гору "Арарат"
Народ тот очень был красивый
Голубоглазый, волос как огонь,
Трудолюбивый с древнейшею культурой
И тот поймёт, кто видел "Матенадаран"
Коньяк они готовили да так
Что до сих пор никто не может так
В красивом горном озере Севан
Они всегда форель ловили
И из неё уху варили
Но по соседству жили турки
И завидущий их паша
Повёл народ свой на соседей
Вот сатанинская душа!!!
Увидев лужицу армянской крови
Бандит турецкий озверел
И начал без разбора убивать
и грабить. насиловать и резать...
Господь не ждал такого от своих творений,
обиделся и в космос улетел
А тот паша турецкий очень был уж рад,
уж наконец то отнял у армян он гору Арарат
Но братья христиане защитили
Не дали истребить наш армянский весь народ
Народ оправился, встряхнулся
Культуру возродил свою многовековую
Столицу Ереван с руин поднял
Умеет хаш варить и печь лаваш
Шашлык поджарит - Отче наш !!!
Он в памяти 24-ый тот апрель
Народ турецкий должен извиниться
Вернуть всё нажитое подлостью своей
А люди всей земли должны объединиться
Чтоб больше небыло такой резни!

А кто Армению не видел
И кто в столице Ереване не бывал
Кто не сидел в плену играющих фонтанов
И кто Севанскую форель не отведал
С горы. кто с Цахкадзора не спускался
Тот много очень , много потерял.

Едва забормотал ручей,
Едва над зеленью долин
Запела птица меж ветвей -
Заговорил и ты, мой сын.
Ты слово первое сказал
На древнем нашем языке,
Губами детскими припал
К бессмертным струям в роднике.
Мой сын, тебе я отдаю
Наследство. Обещай беречь,
Как ценный клад, как жизнь свою,
Армянскую родную речь.
Гремел в пустынях наш язык,
Звенел у края горных троп,
Стрелою Гайка* в мир проник,
Ему учил народ Месроп*...
На свитках письменами стал,
Стал нашим знаменем в веках
И вел народ меж диких скал
Под небом в хмурых облаках.
На нем о тяжкой доле пел
Изгнанник вечный - армянин,
Язык наш песнею гремел
В дни испытующих годин.
Бывало, пела мать, грустя,
Мне колыбельную на нем,
Теперь к тебе, мое дитя,
Пришел он сквозь века ручьем.
Журчи весеннею водой,
Как птица щебечи в садах,
Пусть станет наш язык седой
Ребенком на твоих устах!
Храни его, да будет он
Так чист, как Арарат в снегах,
Храни его для всех времен,
Как незабвенных предков прах.
Ты защищай его везде,
Как защитил бы мать свою,
Придя на помощь к ней в беде,
Сражаясь за нее в бою.
Не запятнай же чистоты,
Куда бы ты ни правил путь.
И если мать забудешь ты -
Армянской речи не забудь!

(Сильва Капутикян)

У самого неба, в краю, чей окраинный свет
любовь мою к миру священно венчает и множит,
есть памятник горю – и странный его силуэт
раздумье сулит и нигде повториться не может.

Подъём к небу долог, как приготовленье души,
им шествуют тени, что были безвинно убиты,
в их тихой молитве умолкли ума мятежи
и чувством вины уничтожено чувство обиды.

Не в праздничном блеске и не в суете площадной
является взорам, забывшим про казни да войны,
тот памятник людям, убитым за то лишь одно,
что были армяне, - и этого было довольно.

Из братских молчаний и в скорби склоненных камней,
из огнища веры и реквиема Комитаса
он сложен народом, в ком сердце рассудка умней,
чьи тонкие свечи в обугленном храме дымятся.

Есть памятник горю в излюбленной Богом стране,
где зреют гранаты, и кроткие овцы пасутся, -
он дорог народу и тем он дороже втройне,
что многих святынь не дано ни узреть, ни коснуться.

Во славу гордыне я сроду стихов не писал,
для вещего слова мучений своих маловато,-
но сердце-то знает о том, как горька небесам
земная разлука Армении и Арарата.

О век мой подсудный, в лицо моё кровью плесни!
Зернистая тяжесть нагнулась под злом стародавним,
и плачет над жертвами той беззабвенной резни
поющее пламя, колеблемое состраданьем.

Какая судьба, что не здесь я родился! А то б
и мне в этот час, ослеплённому вестью печальной,
как древнему Ною, почудился новый потоп
и белые чайки над высью ковчегопричальной.

Не сравнится ни с чем моя Родина!
За нее готова душу отдать!
По заснеженным горным вершинам
Друга я поведу погулять.

Воздух чистый вдохнем с упоением,
Посидим мы в горах у ручья
И холодной воды с наслаждением
Выпьем с жадностью друг мой, да я.

Тучи вмиг растворятся вокруг,
Нам могучий открыв Арарат.
Ты взгляни с болью в сердце, мой друг,
Чем армянский народ был богат.

За турецкой границей остались
Наши земли и озеро Ван.
Полтора миллиона сгубили
Ни в чем неповинных армян.

Наше древнее царство Урарту,
Широко простиралось вдали.
Предки сильными были когда-то,
Но Отчизну сберечь не смогли.

Наши земли и в Грузии тоже,
В Азербайджане, в Иране они.
Боже! Силы нам дай и надежду,
И народ наш в веках сохрани!

Постоянные были нападки,
От соседей и даже друзей.
Убивали и грабили гадко
Стариков, женщин, детей.

Мы молчим, друг другу внимая,
И с природой в тиши говорим.
Армения, моя дорогая!
Мы с тобою весь мир покорим!

Дочь твоя и останусь навеки ей!
Своей грудью тебя заслоню!
От врагов ненавистных и горестей,
Я тебя, моя мать, отстою!

Нет тебя мне ближе по крови!
Никогда я тебя не предам!
Жизнь свою с бесконечной любовью,
За тебя без сомнений отдам

Да, вы поставлены на грани
Двух разных спорящих миров,
И в глубине родных преданий
Вам слышны отзвуки веков.

Все бури, все волненья мира,
Летя, касались вас крылом,—
И гром глухой походов Кира
И Александра бранный гром.

Вы низили, в смятенье стана,
При Каррах римские значки;
Вы за мечом Юстиниана
Вели на бой свои полки;

Нередко вас клонили бури,
Как вихри — нежный цвет весны:
При Чингиз-хане, Ленгтимуре,
При мрачном торжестве Луны.

Но, воин стойкий, под ударом
Ваш дух не уступал Судьбе;
Два мира вкруг него недаром
Кипели, смешаны в борьбе.

Гранился он, как твердь алмаза,
В себе все отсветы храня:
И краски нежных роз Шираза,
И блеск Гомерова огня.

И уцелел ваш край Наирский
В крушеньях царств, меж мук земли:
Вы за оградой монастырской
Свои святыни сберегли.

Там, откровенья скрыв глубоко,
Таила скорбная мечта
Мысль Запада и мысль Востока,
Агурамазды и Христа,—

И, ключ божественной услады,
Нетленный в переменах лет:
На светлом пламени Эллады
Зажжённый ваших песен свет.

И ныне, в этом мире новом,
В толпе мятущихся племен,
Для нас таинственных времен.

Но то, что было, вечно живо,
В былом — награда и урок.
Носить вы вправе горделиво
Свой многовековой венок.

А мы, великому наследью
Дивясь, обеты слышим в нем.
Так! Прошлое тяжелой медью
Гудит над каждым новым днем.

И верится, народ Тиграна,
Что, бурю вновь преодолев,
Звездой ты выйдешь из тумана,
Для новых подвигов созрев;

Что вновь твоя живая лира,
Над камнями истлевших плит,
Два чуждых, два враждебных мира
В напеве высшем съединит
23 января 1916. Брюсов