Как-то раз петух вскочил на крышу дома и захотел оттуда увидеть весь мир. Он вытягивал шею, вертел головой туда и сюда, но ничего не увидел – гора, что стояла перед домом, закрывала ему горизонт.

- Пёсик-джан, ты случайно не знаешь, что находится там, за горой? – спросил петух у пса, лежащего во дворе.

- Я не знаю, – ответил пёс.

- У нас вся жизнь пройдёт, а мы так ничего и не узнаем. Пойдём-ка и посмотрим на мир!

Пёс согласился.

Они собрались и отправились в путь. Шли они, шли и добрались до леса. А к этому времени солнце уже закатилось за макушки деревьев, и наступили сумерки. Петух и пёс устроились на ночлег в лесу: пёс под кустом, а петух на ветке большого дерева.

Когда наступил рассвет, петух закричал:

- Ку-ка-ре-ку!

Это услышала лиса: «Ага! Кукарекает здесь кто-то – это хорошо! Чудный, должно быть, будет завтрак у меня!» – подумала она и поспешила к дереву, на котором сидел петух.

- Доброе утро, петушок-джан! Что это ты там делаешь в такую рань? – спрашивает лиса.

- Путешествуем мы. Мир хотим посмотреть, – отвечает петух.

- О, какая же это замечательная идея! Это же такая умная мысль – путешествовать, чтобы повидать мир! – воскликнула лиса восхищённо. – Дело в том, что у меня тоже есть такая же мечта. Вот только нет у меня друга, с кем бы я могла отправиться в путь. Это пр

- Да я не против, – говорит петух. Только, вот, спрошу своего товарища, что он об этом думает. Подожди минутку, я сейчас это узнаю.

- А где же твой товарищ?

- Да здесь он – под кустом, у дерева.

«Его приятель должно быть ещё один петух. Это хорошо: завтрак уже есть, так ещё и обед будет!» – радостно подумала лиса и бросилась в кусты.

Вдруг, увидев там собаку, она так перепугалась, что бросилась бежать прочь во все лопатки.

- Эй, лисица-джан! Не спеши так, потерпи немного, мы ведь тоже уже идём. Тоже мне, друг называется! – весело крикнул ей вдогонку петух с ветки дерева.

…Враг грабит Армению – одно селение за другим. Дым пожарищ скорбно тянется к небу. Ветер разносит детский плач. По трупам погибших угоняют в рабство живых. Некоторые бросаются в пропасть, чтобы не идти в рабство. Позади смерть. Впереди – кровь и слёзы…

Разрывается от горя сердце Месропа. Он трёт ладонями горячий лоб. Не спать ему спокойно ни сегодня, ни завтра – всю жизнь, пока не отыщет, чем помочь беззащитным. Не спит и друг Месропа – Маркоз.

- Горе одного селения не трогает других. Немногие в беде на помощь спешат. Чёрствый у нас народ, – со вздохом говорит Маркоз.

- Не чёрствый, – возражает Месроп, – люди разъединены горами, верой, наречиями. Надо объединить их. Зажечь единой мыслью. Но где путь к сплочению? Где он, Маркоз?!

- А что если в нашем селении построить храм? Из всех селений люди будут ходить молиться. Перестанут чуждаться соседей, осуждать обычаи и привычки друг друга… Что ты скажешь, Месроп?

- Верная мысль! – обрадовался Месроп. – Да, это именно то, что нужно всем! – разволновался он, выскочив во мглу.

Вернулся к рассвету:

- Мысль хорошая, Маркоз, но на равнине строить храм нельзя: легкодоступное не становится святым. Выстроим на вершине. И не для молитв – пусть это будет первых храм, в который люди придут не слёзы лить, а черпать мудрость друг у друга. Довольно оплакивать

- К вершине нет пути, – возразил Маркоз.

- Верно. Но и в селении строить нельзя – храм потеряет силу стяга. Он не станет щитом заслона и мечом отпора. И высота нужна. Поднимаясь вверх, люди уйдут от привычного, оторвутся от забот, очистятся от ненужного. Так им будет легче проникнуться новым. С вершины люди увидят не одно селение. Перед открывшейся взгляду родиной забудется мелкое. Но не каждый одолеет эти скалы, Маркоз. Поэтому к вершине сперва проложим путь.

- Но для дороги нам не хватит жизни!Ты об этом подумал?

- Подумал, Маркоз. Закончат другие.

- Месроп, народу нужен храм, и я начинаю с него.

- Сначала нужен путь…

Друзья расстались, недовольные друг другом. Маркоз в родном селении начал строить храм. Месроп в горах – дорогу. За несколько лет он в скалах вырубил столько ступенек, что ребёнок преодолел бы их, не переводя дыхания. А Маркоз за это время выстроил храм. В селении его хвалили, но, кроме нескольких старух, в храм почему-то никто не ходил. Маркоз махнул рукой – тёмные люди.

Месроп год от года поднимался выше, очень медленно продвигаясь вперёд. Его имя щедро осыпали насмешками. Маркоз, решив образумить друга, пришёл к нему:

- Месроп, ты слыл умным, а превратился в дитя. Даже между селениями нет дорог, а ты полез в гору. Веками жили до нас не брались за такое. Ради чего здесь мёрзнешь, голодаешь, не спишь? Не смеши свет, не позорь имя отца. Разваливается твой собственный дом…

- Маркоз! – в гневе обернулся Месроп. – Ты сейчас не лучше князей, которые защищают свой двор, только свой. Кто ты? Духоборец, сектант, уводящий с пути? Или ашуг, воспевающий народ, но в трудную минуту не указывающий ему путь? Иди лучше помолись. Говорят,

…Резвым скакуном неслось время, рождая одних, сметая с пути других. Поседевший Месроп спешил, боясь не успеть. Вершина приближалась – силы убывали.

Наконец, настал день… С вершины седой Месроп оглянулся назад. Словно годы, сбегали к людям каменные уступы.

«Мои ступеньки длиной всего в несколько вёрст. Но эти вёрсты теперь можно пройти за час. Жизнь – за час – не мало ли?» – впервые за много лет улыбнулся старый Месроп, радуясь, что пути разрозненных селений сольются к храму…

С тех пор недосягаемая гора стала доступной. Поднялись на вершину люди. Выстроили там храм. И назвали его именем Месропа Маштоца – создателя армянского алфавита.

Святый отче Месроп, просим тебя, моли Бога о нас!

Десять лет воевал армянский царь Хосров против персов и так досадил персидскому царю, что тот обратился к своим вельможам:

- Клянусь! Избавившего меня от Хосрова назначу своим соправителем!

Хитрый Анак вызвался сделать это.

С имуществом, жёнами, детьми явился он в Армению и бросился в ноги к Хосрову:

- Помилуй нас, о царь, дай кров и защиту от персов.

И простодушный Хосров не только поселил его на своей земле, но и приласкал, и возвысил. Анак же, дождавшись случая, пронзил Хосрова мечом…

Умирающий царь приказал броситься в погоню и истребить всё семейство предателя. Настигнутый у реки, Анак был утоплен. И только чудом удалось спастись его сыну – Григорию.

Тем временем, воспользовавшись убийством Хосрова, персидский царь вторгся в Армению и подчинил её своей власти. Ища спасения, сын Армянского царя Тиридат вынужден был бежать в Рим и долгое время жил там, обучаясь воинскому искусству…

Когда готы напали на Рим, исход предстоящей битвы мог решить поединок. Против готского вождя должен был выступить римский кесарь, но тот стал искать себе замену среди своих воинов.

- Позволь мне, кесарь, – вызвался Тиридат и облачённый в царские доспехи бесстрашно двинулся на врага.

И столь велика была его сила, что поднял он гота могучими руками и бросил к ногам своего повелителя. И бежали поражённые могучим богатырём готы, и, празднуя победу, кесарь обещал Тиридату:

- Дам тебе легионы, чтобы смог ты вернуть престол своего отца. Будешь повелевать Арменией!

И когда вернул себе Тиридат царство отца, то решил, что это римские боги помогли ему. И приказал совершить им жертвоприношение. И вот уже бросились радостные слуги исполнять приказание Тиридата, и вот уже вельможи его и домочадцы весело готовятся участвовать в торжественной церемонии… И только верный друг его и советник Григорий хмурится и отводит глаза. Тот самый сын Анака, что давней преданностью Тиридату успел загладить вину своего отца.

- Отчего же, друг мой, ты не участвуешь в нашем торжестве? – спросил его Тиридат.

- Оттого, повелитель, что не могу поклоняться кумирам. Нет Бога на земле, кроме Христа!

Это неожиданное признание показалось Тиридату неслыханным предательством:

- Так ты христианин?! – задохнулся он от гнева и приказал повесить Григория вниз головой и заткнуть ему рот, чтобы уже больше никто не слышал его.

Так висел Григорий семь дней и всё это время славил Христа.

- Он ещё жив?! – удивлялся царь и пытался сломить веру бывшего друга. – Напрасно ты взываешь к своему Богу, потому что не получишь от него никакой помощи.

И придумывал ему новые муки. Святителя били палками, травили дымом, заталкивали ему в ноздри серу с солью и уксусом, вбивали гвозди в подошвы и заставляли ходить, протаскивали по земле, утыканной гвоздями… И всё это время злоба мутила рассудок Тиридата, не давая ему остановиться. Наконец, чтобы совсем отделаться от Григория, он приказал бросить его в глубокий ров, наполненный змеями.

Но змеи не тронули святого, а какая-то вдова не дала ему умереть и от голода. Она ежедневно приходила ко рву и приносила с собой скудное пропитание.

В это время римский император Диоклетиан в поисках жены разослал гонцов во все концы империи. Самой красивой признали христианку Рипсиме, давшую обет безбрачия. Вместе с другими монашками всё своё время она проводила в молитвах и в беседах с наставницей Гаяне. С Рипсиме сделали портрет и отослали Диоклетиану.

Поражённый красотой девушки, император тотчас направил ей письмо с предложением сделаться его женой. Но могла ли она нарушить обет и выйти за язычника? Тайно собравшись, вместе с игуминьей Гаяне и другими девушками бежала Рипсиме в пределы Армении.

Получив известие о побеге, Диоклетиан обращается к Тиридату с просьбой:

- Христиане обольстили Рипсиме, и она бежала в Армению. Найди и отошли её к нам. Если же пожелаешь, возьми в жёны себе.

Объявили розыск, и беглянок нашли. Рипсиме и вправду оказалась неземной красавицей, и тогда Тиридат приказал облечь её в царские одежды и доставить во дворец. Но едва только стражники захотели исполнить приказ, как раздался страшный оглушительный гром. Перепуганные солдаты со всех ног бросились к Тиридату рассказывать о чудесном знамении.

- Жалкие трусы, испугались грозы! – кричал на них царь и послал за Рипсиме уже целый легион с приказом убить всех её спутниц. Рипсиме же сама вышла им навстречу:

- Не трогайте никого, я пойду к царю!

Увидевший Рипсиме Тиридат сразу пленился ею и захотел обнять. Но сколько ни приступал к ней, она уходила от его ласк. Тогда царь вышел из покоев и послал за Гаяне:

- Пусть старуха уговорит девицу, чтобы та подчинилась мне, иначе всех ждёт лютая смерть.

Гаяне пришла, но когда её допустили к Рипсиме, стала уговаривать ту не бояться царских угроз. О «коварстве Гаяне» донесли Тиридату. Игуменью схватили, били по зубам камнем, потом выгнали из дворца. Сам же царь вновь приступил к Рипсиме, но, как и прежде, не смог овладеть ею. И тогда бешенство охватило его.

И наутро всех девушек подвергли страшным пыткам: жгли их свечами, рассекали на части. И одна за другой в великих страданиях они уходили к Христу. И последней, особенно мучительно, умерла их наставница Гаяне.

Прошла неделя. Царь, как будто и не было ничего, отправился на охоту. И тут что-то случилось с ним и его спутниками. Какая-то странная, невиданная болезнь вдруг напала на них. Они стали рычать друг на друга, кусаться, бросаться на людей… И казалось, что уже ничем нельзя им помочь. Только в это самое время видит сестра Тиридата сон. Является ей какой-то блистательный, грозный юноша и говорит:

- Тиридат исцелеет, если Григорий выйдет изо рва.

Проснувшись, царевна долго недоумевала: «Четырнадцать лет прошло с тех пор, как Григория бросили в яму, неужели он всё ещё жив?»

На всякий случай послала за ним слуг.

- Григорий, жив ли ты? – окликнули те святого во рву.

- Жив, – отвечал тот.

Бледный, худой, покрытый спутанными волосами явился он на свет. С великой надеждой его повели к Тиридату. Уже который день ревел он, как дикий вепрь, исходя в безумии. Но не захотел сразу излечить его Григорий. Пошёл и прежде собрал останки невинных дев и долго оплакивал мучения Христовых невест и злое безумие их мучителей. Потом приказал соорудить церковь и перенёс останки туда.

К телам погубленных дев был приведён Григорием Тиридат. И послушный воле святого просил здесь Тиридат прощения за великий грех и молил святых дев о заступничестве.

И так искренне было его раскаяние, и так горяча молитва, что пришло к нему исцеление. И за исцелением – светлость. И за светлостью – вера. И за верой – благость. И за благостью – святость. Тиридат теперь строил храмы, основывал монастыри и одновременно стал таким кротким, что люди с трудом узнавали в нём прежнего мучителя и тирана. Рассказывают, что к концу жизни он стал похож на отшельника и достиг необычайных духовных высот.

Григорий же, получив сан епископа, не остановился на евангельской проповеди одним только армянам, но сумел просветить и другие народы. Он устроил множество христианских обителей и только в конце жизни удалился в пустыню, чтобы провести остаток дней в созерцании…

Святые Григорий, Рипсиме, Гаяне, светлые девы и царь Тиридат,

молите Бога о нас!

Жили-были муж и жена, оба необыкновенно бедные. Жена ходила по людям, нанималась на поденную работу, и существовали они оба, ну, совершенно впроголодь. Нечем было им даже единственного сына кормить.

Однажды жена сказала:

- Ах, муженек, никак нам не вырваться из бедности и нужды! Пошел бы ты в другие города, может быть, заработал бы что-нибудь на жизнь.

Муж собрался и пошел искать работу. Нанялся он в одном богатом селе сторожить яблоневый сад. Построил себе крошечную избушку и поселился там. Прижилась у него в избушке какая-то бродячая кошка; с ней он и провел все лето, больше не с кем было слова сказать.

Осенью хозяева садов расплатились с ним яблоками.

Проезжал как-то мимо этого села один купец, его односельчанин. Поклонился ему бедняк и говорит:

- Заработал я мешок яблок, да еще кошку нажил, вот и все мое имущество. Передай это все моей жене.

- Хорошо,- говорит купец.- Передам. Только сначала распродам свои товары в чужих краях.

Прибыл купец в чужие края, а там всего вдоволь, и только яблоки никогда не родятся. Упросили его тамошние жители продать им яблоки. Купец сначала отказывался, а потом согласился. Заработал он на яблоках кучу золотых денег и отправился дальше.

Добрался он до другой страны. Привез он свои товары на продажу в царский дворец. И там он увидел, что по дворцу бегают целые стаи мышей, и нет от них никакого спасения.

- Что дашь мне,- говорит купец царю,- если я избавлю тебя от этих мерзких тварей?

- Мешок золота дам,- говорит царь. Тут купец выпустил голодную кошку из мешка, и она быстро передушила всех мышей.

Царь с купцом расплатился, и купец отправился в обратный путь.

Передал он жене бедняка кучу золота и сказал:

- Это прислал тебе твой муж.

- А не сказал ли он, что мне делать с этим богатством? – спросила изумленная женщина.

Купец засмеялся, вспомнив кошку и яблоки, и сказал:

- Нет, делай что хочешь.

Жена выстроила на эти деньги роскошный дом и отдала сына в учение.

Прошло лет пятнадцать. Бедный крестьянин сумел заработать за это время всего три золотых монеты. С ними и отправился он домой.

По дороге пришлось ему заночевать у одного крестьянина. Там он попал на семейный праздник. Видит он, что за столом все гости пьют, едят и весело болтают. И только один человек ничего не ест и ни с кем ни о чем не разговаривает.

- Почему этот гость молчит? – спросил он у хозяина дома.

- Да ну его совсем, – говорит хозяин. – У него каждое слово на вес золота.

Изумился бедняк и достал один золотой.

-Вот, -говорит, -золотая монета. Пусть скажет что-нибудь.

Поглядел молчун на бедняка и говорит:

-Пока смерть не придет, не умрешь. И не бойся глубины.

Еще больше удивился бедняк, достал вторую монету.

- На, – говорит, -тебе еще золота, говори.

-Лучше всех та, которую всей душой любишь, -вымолвил молчун.

- Эх, будь что будет! – говорит бедняк. -Уж очень складно ты говоришь. Вот тебе моя последняя монета.

- Как чихнешь, постой, подумай, -говорит молчун.

А бедняк наутро, как и был бедняком, отправился дальше.

Дошел он до одной деревни и видит: толпится народ возле колодца.

- Что вы тут делаете? -спрашивает.

- Беда у нас, ужасная беда, -говорят. -Воды у нас осталось всего на дне колодца. Да кто ни спустится в колодец за водой, назад не возвращается. Скоро мы все умрем от жажды. Попробуй, прохожий, достать воду. Если достанешь, все дадим тебе по золотой монете.

Вспомнил бедняк слова молчуна и говорит:

- Раньше смерти все равно не умру. И не боюсь я глубины. Полезу в колодец!

Спустился он в колодец, набрал воду с самого дна, хотел уже вылезти, вдруг кто-то уцепил его за подол и говорит:

- Поди сюда.

Обернулся он -и что же видит? На дне колодца человеческие головы в кучу свалены, а рядом стоит большой стол, и на нем сидят ворон и лягушка.

Ворон говорит:

- Ну раз ты сюда пришел, отвечай на мой вопрос. Не ответишь как надо – голову отрублю.

- Спрашивай,- говорит бедняк.

- Видишь вот эту лягушку? Стоит она того, чтобы я на ней женился?

- Лучше всех та, которую любишь всей душой, -ответил он словами того человека.

Только он это проговорил, стали ворон и лягушка у него на глазах раздуваться, раздуваться. И вдруг шкура на них лопнула, и превратились они в прекрасного юношу и прекрасную девушку.

- Ты освободил нас от колдовства, -говорит юноша. – Спасибо, вот тебе в награду много денег.

Вылез бедняк (а был он уже теперь не бедняк) из колодца, вытащил кувшин воды, и жители села тоже щедро с ним расплатились за; то, что он их спас от смерти. А колодец тут же до краев наполнился водой.

Дошел этот человек до своего села. Видит, на месте его избушки стоит роскошный дом, а вокруг – пышный сад. Заглянул он в окно. Видит, жена его с каким-то молодым человеком беседует.

“Ах, так! – подумал он. – Значит, она без меня за богатого замуж вышла? Сейчас я им покажу!”

И выхватил ружье. Только он хотел выстрелить, как неожиданно чихнул. Вспомнил он слова молчуна. Остановился и думает. И вдруг слышит, как молодой человек говорит:

- Нани-джан, что же это от нашего отца вестей нет? Я по нему так соскучился. А жена говорит:

- Ай, сыночек, а и я все глаза по нему выплакала! Так мне хочется, чтобы он вернулся и посмотрел, какой у него сын вырос!

Тут муж распахнул двери, вбежал в дом, бросился обнимать жену и сына.

Десять раз он себя поблагодарил, что не пожалел тогда последних денег за умное слово.

Так пришло к ним счастье, пусть придет оно и к вам.

В старину сладкий Лук и горький Арбуз жили по-соседству. Тогда лук был таких размеров, как Арбуз сейчас. Арбуз же такой величины, как Лук в наши дни. Поскольку Лук рос большим и сладким, его поливали. Ему не приходилось заботиться о себе. Беззаботный Лук полнел и тяжелел. Одно плохо: скучно было ему.

Однажды за оградой Лук услышал шорох. Он знал, что ему ничего не грозит, но от нечего делать начал прислушиваться. Шорох перерос в частое дыхание. Хотел было Лук посмотреть, кто там объявился, да было ему лень. В конце концов не выдержал, повернулся грузным телом. За оградой, из кочек, обливаясь потом, на свет пробивался хилый Подорожник. Лук был хорошо напоен водою, поэтому сколько не пытался, не смел промолчать.

- Послушай, голопуз, – обратился он к Арбузу, – ты слышишь, Подорожник снова пыхтит.

- Нелегко бедняге, – отозвался тощий Арбуз.

- Какой бедняга? Просто нахал, – возмутился Лук, – не успели его вышвырнуть с грядки, как он уцепился за кочки.

- Нелегко ему, – вздохнул Арбуз.

- Заладил: нелегко, нелегко, – рассердился Лук.

Он пожалел, что заговорил с Арбузом. Отвернулся, замолк. Но сытого всегда донимает скука, и Лук даже снизошёл до беседы:

- Как ты сумел пробиться из твёрдых кочек, Подорожник?

- Я довольствуюсь малым и много тружусь, – еле слышно прошептал Подорожник, поскольку до плеч был ещё в земле.

- Тебя вырезают здесь, а ты прорастаешь там. Вырвут с корнем, а ты пробиваешься рядом. Откуда у тебя столько силы духа, что не погибаешь в бесконечных гонениях?

- Сила духа крепнет от борьбы, – ответил Подорожник чуть громче, освобождая грудь от стиснувших глыб.

- От борьбы, говоришь? А чем ты силён?

- Врагами силён! – ответил Подорожник звонко.

Лук не переносил высоких тонов – сытость больше нуждается в созерцательном покое. Поэтому он поморщился и с усмешкой спросил:

- Скажи, Подорожник, что тяжелее всего на свете: умирать от жажды на солнцепёке, быть раздавленным Копытом, вырванным с корнем, или быть порубленным неумолимым Железом?

- Самое трудное – не обидеть другого.

Лук с удивлением приподнялся и ахнул: Подорожник уже выращивал детей. Испугался Лук: «Вырастут его дети – выпьют всю влагу, которой люди поливают меня. Тогда самому придётся доставать воду из твёрдой, жадной, мрачной глубины. Нет, нет – только не это!» – ужаснулся Лук и закричал:

- Же-ле-зо! Сюда!!!

Напрасно пытался Арбуз остановить его. Лук кричал всё сильнее.

Явилось Железо и начало кромсать бунтаря. Кромсать за то, что живёт… да ещё и на своей земле.

- О Лук! – закричал погибающий. – Праздность и лень породили в тебе зависть и довели тебя до предательства! Если есть на свете справедливость, пусть сделает тебя таким горьким, как моя судьба! Арбуз же за доброту – полным, как мои надежды! И сладким, как

Острым было свирепое Железо. Острым, но слепым. Чувствовало оно, что уничтожило Подорожник, но не видело, что сеет его детей, омытых вместо влаги слезами и соком самого Подорожника.

Рядом с могилой Подорожника вскоре на свет начали пробиваться его дети. В разрыхлённой и влажной земле им было легче, и они росли быстрее. Увидел их Лук – горечь обожгла его и начала сушить. От бессильной ярости сам себя он грыз, уменьшаясь на глазах.

Увидел и Арбуз детей Подорожника – сладость радости разлилась в его душе. А когда внуки пробились на свет, то увидели Лук уже таким, какой он сейчас. И Арбуз увидели другим – какой он в наши дни…

Жил-был царь. Однажды случилась с ним большая беда. Налетели на него какие-то невидимые духи, выкололи ему глаза и унесли с собой. Бедный царь совершенно ослеп. Однажды старший сын говорит отцу:

— Слушай, отец, дай мне хурджин1 золота, хорошего коня и саблю: пойду я искать лекарство для твоих глаз.

Отец вздыхает:

— Ах, сынок! Да где же ты лекарство для моих глаз найдёшь? Впрочем, как хочешь. Бери себе хурджин золота, войди в конюшню, возьми любого коня, который тебе понравится, садись и поезжай.

Наутро сын собрался и поехал. Долго ли ехал, нет ли, про то ему лучше знать. Доехал до глубокого ущелья, а в ущелье цветут цветы невиданной красоты. Думает он про себя: «Если эти цветы не излечат моего отца, тогда уже ничего не излечит!»

Вернулся он в отчий дом, говорит отцу:

— Свет очам твоим, я принёс лекарство.

Смешал сын цветочные лепестки. Сварил их, смочил глаза отца цветочным настоем, но ничего из этого не вышло. Отец спрашивает:

— Слушай, сынок! Где ты эти цветы собрал?

Сын говорит:

— Поехал я в страну Индию. В глубоком ущелье нашёл цветы невиданной красоты, собрал их и привёз.

Отец покачал головой:

— Эх, сынок! В том ущелье двадцать лет назад я с царём Индии схватился в кох2. Коней наших мы привязали в ущелье. Они там землю удобрили навозом. Вот и зацвели такие цветы. Где уж этим цветам помочь мне прозреть!

Прошло время, подрос средний сын.

— Отец, — говорит он, — дай мне хурджин золота, хорошего коня, я поеду искать лекарство для твоих глаз.

Отец говорит:

— Ах, сынок! Всё это пустое, а впрочем, как хочешь. Возьми хурджин золота, хорошего коня, посмотрим, что из этой затеи получится.

Взял средний сын хурджин золота, вывел из конюшни коня и поехал в дальние края. Ездит он из страны в страну, из города в город, но совсем ничего не находит. Добрался он до одного места в степи и видит: бьют семь родников невиданной красоты, выбрасывают разноцветную воду. Подумал он: «Если эти воды отцу моему не помогут, значит, ничего не поможет». Набрал он воды из каждого родника по ковшу и поехал обратно к отчему дому. Слуги говорят царю:

— Свет очам твоим! Твой сын приехал. Зовёт отец сына, целует в лоб и спрашивает:

— Привёз ты лекарство для моих глаз?

— Да, привёз.

Взял сын воду, промыл отцу глаза, но опять ничего не получается. Отец спрашивает:

— Сын мой! Откуда ты эту воду привёз?

— Поехал, — говорит, — в страну Мсир, в степи увидел семь разноцветных родников. Я и подумал: «Если эта вода не излечит моего отца, значит, ничто ему не поможет».

— Ерунда, — говорит отец. — Эти родники, сынок, раньше мне принадлежали. Тридцать лет назад я дрался с дэвами, они отняли их у меня. Вода в каждом роднике была заколдована. Кто из одного родника напьётся, будет человеком. Из другого — ланью. Кто выпьет из третьего — станет волком. Четвёртый родник — слоновый. Кто из него выпьет — в слона превратится. Пятый — носорожий, а последний — птичий. Ну, сынок, разве такая вода поможет моим глазам?

Прошло довольно много времени.

Младший сын подрос, подошёл он к матери и говорит:

— Мать, я должен найти лекарство для отца. Или добуду, или голову сложу.

А мать младшего сына больше всех любила. Стала она его просить:

— Сын мой, откажись от этой затеи. Ты не сможешь найти лекарство.

А сын настаивает на своём:

— Нет, поеду и отыщу.

Видит мать, что не может его отговорить,

— Сыночек, — обращается она к нему. — Раз ты решил ехать, то я дам тебе совет, но смотри отцу не проговорись, что это я тебя научила. Подойди к отцу, возьми с него слово, что даст он тебе то, о чём попросишь. Когда пообещает, скажешь: «Дай мне Огненного Коня и Огненный Меч, который при каждом ударе удлиняется на семьдесят аршин». Если даст, тогда поезжай без страха.

Как только сын услышал это, пошёл к отцу и говорит:

— Отец, еду я за лекарством для твоих глаз, но обещай выполнить одну мою просьбу.

Отец говорит:

— Сын мой, чего бы ты ни пожелал, я готов для тебя сделать. Что захочешь, то и дам тебе.

— Хорошо, — говорит сын, — раз ты дал слово, ты от него не откажешься. Дай мне Огненного Коня и Огненный Меч.

— Ах, сынок! Пусть себе шею свернёт тот, кто надоумил тебя. Кто тебе так посоветовал, наверное, мать твоя?

— Нет, отец, мать ничего не говорила.

— Откуда ты узнал?

— Я, — говорит сын, — видел сон, что у тебя есть такой Конь и такой Меч. Один старец во сне мне вчера сказал: «У отца твоего есть Огненный Конь и Огненный Меч. Если отдаст их тебе, можешь ехать за лекарством для его глаз».

— Что ж, — говорит царь, — дам тебе, но скорее возвращайся.

Сын спрашивает:

— Зачем ты меня торопишь? А отец отвечает:

— Если другие цари узнают, что мой Огненный Конь покинул город, нападут на меня, царство моё отнимут, а меня убьют.

Направился царь в конюшню. А стойло у Огненного Коня чище, чем царский дворец. В яслях у него изюм насыпан. Царь поглаживает Коня по крутым бокам и говорит на ухо:

— Милый Конь, верный друг, сына тебе поручаю. Позаботься о нём и в целости и сохранности привези обратно.

Потом поцеловал Коня в лоб и ушёл.

Царевич вывел Коня во двор и вдруг вспомнил, что Меча он не взял. Позвал он одного из слуг и послал его сказать отцу:

— Сын уже на Коне, дай ему Огненный Меч.

Что делать царю? Страшно ему с Мечом расставаться, но он слово дал. Отомкнул он дверь кладовой, достал Огненный Меч, вручил его сыну и говорит:

— Ради Бога, скорей возвращайся!

Сын попрощался с отцом и уехал. Долго ли едет, коротко ли, про то ему лучше знать. Приехал он в одно мрачное, пустынное место. Кругом тьма непроглядная, ничего рассмотреть нельзя, только что-то такое лежит на земле и поблёскивает.

Понукает он Коня, чтобы тот подошёл к блестящему предмету, а Конь говорит ему:

— Не ходи туда, этот блеск грозит нам бедой. Юноша не послушался его.

— Нет, пойдём посмотрим, что там такое.

Подошёл и видит: валяется на земле перо. Взял он его, положил себе за пазуху и поехал дальше. Начался дождь. Царевич направил Коня к утёсу, что высился впереди.

Конь говорит:

— Слушай, хозяин, это ущелье нехорошее место, не ходи туда.

Сколько Конь ни убеждал его, царский сын не послушался. Добрались они до утёса.

Вдруг из-за скалы выскочили пятеро разбойников и говорят:

— Добро пожаловать, парень.

Отвели они Коня в сторону, привязали, а царского сына затащили в пещеру и посадили у огня. Отобрали хурджин золота, который отец дал ему на дорогу, и говорят атаману:

— Погляди, атаман, хорошая добыча в наши руки попала.

Ночью, когда совсем стемнело, видит царский сын, что разбойники света не зажигают, и вспомнил он про найденное перо. Достал он его из-за пазухи, и так всё кругом осветилось, точно не одну, а десять свечей зажгли.

— Кто это там балуется? — возмутился атаман. И вдруг видит перо, которое светит точно костёр. Говорит атаман своим разбойникам: — Смотрите этого парня не убивайте, он нам пригодится.

Вечером принесли разбойники трёх овец, уселись вокруг костра, надели овец целиком на вертел и стали их жарить. Сами поели и немного царскому сыну дали.

За едой атаман спрашивает:

— Парень, откуда у тебя это перо? Царский сын отвечает:

— На дороге нашёл. Атаман приказывает:

— А теперь найди целую птицу с такими перьями. Юноша говорит:

— Атаман, а где же я возьму эту птицу?

— Где хочешь добудь и принеси. Не добудешь — голову снесу.

Попросил юноша три дня сроку. С вечера он лёг спать, да не мог заснуть; и чуть рассвело, пошёл к Огненному Коню и горько заплакал.

— Ну что случилось, почему ты горько плачешь? — спрашивает Конь.

А юноша отвечает:

— Будь неладен тот день, когда мы пришли сюда, попали мы здесь в большую беду! Атаман велел мне принести птицу с огненными перьями, а не то он мне голову снесёт.

— А когда я тебя предупреждал, почему ты меня не послушался? — воскликнул Конь. — Бросил бы тебя за это под ноги, истоптал бы, да слово дал твоему отцу беречь тебя. Двадцать пять лет я ел хлеб твоего отца, не могу этого забыть. Раз уж так вышло, ничего не поделаешь. Поди и вот что скажи атаману: «Сорок сороков пшеницы отнесите на остров в тридесятом море. Ссыпьте всё зерно в кучу, а я иду птицу ловить».

Пошёл царский сын к атаману и всё сказал, как Конь ему посоветовал. Вышли разбойники на дорогу. Стали останавливать прохожих и проезжих, награбили пшеницы и свезли её на остров в тридесятом море. Насыпали там огромную кучу.

Приходят, говорят атаману:

— Готово.

Позвал атаман царского сына, говорит ему:

— Парень, что ты просил, исполнено. Иди добывай птицу.

Поднялся царский сын, вывел Огненного Коня, оседлал его и уехал. Ехал он ехал, доехал до тридесятого моря. Доплыл на Коне до острова. Конь говорит ему:

— Слезай.

Юноша сошёл на землю. Конь ему наказывает:

— Пойди спрячься в куче зерна так, чтобы тебя не было видно. Руки подними кверху и стой. Через два часа птицы узнают, что на морском острове есть пшеница и прилетят клевать. Когда они станут клевать, прилетит их царица, встанет на самой верхушке, помашет крыльями и скажет: «Вот мы какой кусок схватили». Когда станут птицы зерно расклёвывать, оно опустится, а как опустится, лапы царицы птиц попадут в твои ладони. Тут ты её за лапы и схвати. Царица птиц взмахнёт крыльями — все птицы улетят, а ты её крепко держи. Она раз взмахнёт крыльями, на аршин тебя от земли поднимет. Другой раз взмахнёт — на три аршина поднимет, а как в третий раз взмахнёт, сумеешь её удержать — она твоя, а если нет — поднимет она тебя в небеса, унесёт, сбросит в море, и ты погибнешь. Смотри, будь осторожен.

Как наказал царскому сыну Огненный Конь, так он и сделал. Спрятался в зерно и вдруг видит: сотни тысяч птиц прилетели, набросились на зерно, начали его клевать, и зерно стало опускаться. Вдруг лапки царицы птиц попали прямо в ладони царского сына. Юноша крепко схватил их. Птица машет крыльями, хочет улететь, но юноша лапки не отпускает. Все остальные птицы улетели, осталась только царица птиц. Раз взмахнула она крыльями — подняла юношу на аршин; другой раз взмахнула — на три аршина; третий раз взмахнула, хотела его в небеса поднять, но он с такой силой потянул за лапы, что птица уже не смогла взлететь в небо. Кинул юноша царицу птиц оземь, и тут же к нему подбежал Огненный Конь.

— Молодец, юный мой хозяин. А сейчас садись мне на спину и едем, не теряя ни секунды. Держи птицу, не отпускай.

Вскочил юноша на Коня, знай стегает его и едет в разбойничье логово.

Вышел навстречу атаман. Видит, что парень вернулся, зовёт разбойников и говорит:

— Возьмите Коня, привяжите, а парню дайте поесть. Взял атаман из рук юноши птицу, глядит не налюбуется.

А птица эта красы необычайной, сверкает точно солнце. Унёс атаман эту птицу, посадил в саду на чинару. Ходит вокруг неё, смотрит не насмотрится.

Прошло ещё несколько дней. Однажды разбойники говорят атаману:

— Очень красивая птица, но что толку. Она может сдохнуть. Неплохо было бы достать её яички. Вылупились бы птенчики и нам бы достались.

Атаман спрашивает:

— А где взять яички?

— Для парня, который птицу принёс, что за труд раздобыть яички! — отвечают разбойники.

Позвал атаман юношу, говорит ему:

— Я благодарен тебе за то, что ты мне птицу принёс. Но что от неё пользы? Достань мне её яички. Принесёшь — хорошо, а не принесёшь — голову снесу.

Попросил юноша три дня сроку, приходит к Коню и говорит:

— В какую беду мы попали! Сейчас атаман требует от меня яички этой птицы. Откуда их взять? Даже не знаю, где искать.

Огненный Конь говорит:

— Сам виноват. Я же тебя предупреждал. Да что делать, я тебя в живых не оставил бы, но слово, данное твоему отцу, не могу не сдержать. Почисть меня и накорми.

Юноша Коня хорошенько вычистил, насыпал ему изюму. Конь поел досыта. Потом он вывел Коня и оседлал. Конь говорит:

— Закрой глаза, но крепко держись за меня, чтобы не упасть.

Взмыл Конь в небо. Пролетал немного, потом остановился и говорит:

— Открой глаза.

Открыл царский сын глаза и видит: стоят они у высокой горы.

Конь говорит:

— Слезай.

Царевич сошёл на землю, а Огненный Конь наказывает ему:

— Поднимешься на вершину горы, там живут три ховта со своей матерью. Сейчас эти ховты, наверное, спят. Как настанет час обеда, они проснутся и станут есть. Рядом с домом ховтов разведён костёр. На нём большой чан, в котором варятся семь баранов. А мать ховтов сидит и двухфунтовый кусок смолы жуёт. В руках у неё веретено, она прядёт пряжу. Хвост у неё — с огромное бревно, голова — с большой жёрнов весом в сто пудов. А рядом с ней растёт дерево. На дереве гнездо этой птицы, а в гнезде четыре яичка. Влезешь на дерево, из гнезда яички вынешь, положишь их в карман и побежишь обратно. Если не успеешь добежать, ховты тебя поймают, живым изжуют. Будь осторожен.

Всё это сказал Конь царскому сыну. Тот полез в гору, а Конь под горой остался.

Видит царевич: на вершине горы огонь разведен, а на нем большой чан. Семь баранов в нём варятся, три ховта рядом спят, а старая женщина сидит в их изголовье, смолу жуёт и прядёт пряжу.

Смело подошёл юноша к огню, раскурил трубку, потом залез на дерево, вынул яички из гнезда и побежал обратно к Коню. Старуха заметила его и воскликнула:

— Поглядите-ка на этого парня! Змея на своём брюхе сюда не приползала. Птица на своих крыльях сюда не прилетала, а этот пришёл сюда, да ещё яички украл. Эй, сыновья мои, вставайте, надо этого парня живьём сжевать!

С этими словами хлопнула она в ладоши. А как хлопнула, проснулись ховты и спрашивают:

— Что, что случилось, матушка? Надо мир строить или разрушать?

— Ну-ка, — говорит, — поглядите туда, вон парень бежит. Влез он на дерево и украл из гнезда яички.

Бросились ховты за царским сыном, чтобы изловить его, а он кинулся в седло Огненного Коня и тут же поднялся в небо. Поняли ховты, что им за Огненным Конём не угнаться.

— Ну, молодец, достал яички, сберёг свою голову, — сказал царскому сыну атаман.

Прошёл двадцать один день, птица вывела птенцов, и атаман разбойников от радости не знает, что бы ему сделать такое.

Однажды собрал он всех разбойников, устроил большой пир. Во время пира один из разбойников говорит:

— Всё у нас вроде бы есть, а всё же чего-то не хватает. Атаман спрашивает:

— Чего же нам не хватает? Разбойники говорят:

— Атаман, если бы твоей женой была девушка гури-пери, тогда ни в чём на свете ты не знал бы недостатка.

Атаман говорит:

— Хорошо бы, конечно, но где нам найти девушку гури-пери.

— Э-э-э, — говорят разбойники, — для парня, который принёс птицу и достал яички, это не составит большого труда.

Атаман говорит:

— Раз так, зовите парня.

Пошли разбойники, привели царского сына. Атаман говорит ему:

— Парень, знаешь, зачем я тебя позвал? Царский сын спрашивает:

— Зачем?

— Ты должен пойти и привезти девушку гури-пери. Если не привезёшь — голову отрублю.

Царский сын попросил три дня сроку. Пошёл он к Огненному Коню и пересказал свой разговор с атаманом разбойничьей шайки. Конь говорит:

— Ну и ладно, поехали за девушкой гури-пери. Только пойди скажи атаману: пусть закажет мне сбрую весом в тридцать пудов.

Атаман тут же пошёл к кузнецу и принёс сбрую. Надел царский сын сбрую на Огненного Коня. Конь встряхнулся, сбруя разорвалась. Говорит Конь:

— Это плохая сбруя. Пойди сорокапудовую принеси. Пошёл юноша к атаману и говорит ему:

— Слушай, атаман, мой Конь эту сбрую разорвал, сорокапудовую требует.

Принёс атаман сорокапудовую сбрую. Огненный Конь снова встряхнулся и говорит:

— Эта сбруя хороша, садись, поедем.

Царский сын вскочил на Коня и пустился в путь. Долго ли едут, коротко ли, про то им лучше знать. Доехали до моря, а у моря нет ни конца ни края. Говорит Конь царскому сыну:

— Слезай и давай попрощаемся. Надо мне спуститься на морское дно. Кто знает, может быть, я оттуда не вернусь, Я прыгну в море, а ты тут посиди да погляди на воду. Чуть погодя увидишь: появится на поверхности воды кровь. Но ты не пугайся, а следом и лекарство для глаз твоего отца выплывет в маленькой шкатулочке. Как её увидишь, тут же бери и клади за пазуху. Ещё немножко подождёшь, я выйду из моря и приведу ещё одного коня. Если выплыву, значит, нечего тебе бояться, а если нет, убегай, спасайся.

Сел царский сын на берегу и смотрит на воду. Видит: на воде появилось немного крови. Прошло время, выплыла шкатулка. Он тут же протянул руку, схватил её, положил за пазуху. Ждёт он, что-то Конь запаздывает. Вдруг видит: выходит Огненный Конь из воды и ведёт с собой свою сестру Огненную Кобылицу. Говорит она Огненному Коню:

— Милый мой брат! Раз не сумела я тебя на дне моря оставить, а, наоборот, ты меня на землю вывел, что прикажешь, то и сделаю.

Огненный Конь говорит:

— Милая моя сестра! Помоги нам добыть гури-пери.

— Хорошо, ради тебя всё, что нужно, сделаю.

Конь остался на берегу, а царский сын сел на Огненную Кобылицу, и она тут же подняла его в небо. Перенесла она его через море, опустилась перед роскошным дворцом и говорит:

— Я здесь подожду, а ты войди во дворец.

Пришёл царский сын во дворец и видит: стоит во дворце девушка невиданной красоты, а глаза её излучают такой свет, что больно ей в лицо глядеть. Стоит она на мраморной площадке, а перед нею сорок мраморных ступенек.

— Поднимись ко мне, — говорит она юноше.

— Нет, — отвечает он, — ты сама ко мне спустись.

С этими словами кинул он яблоко на верхнюю ступеньку. Девушка спустилась на ступеньку, чтобы поднять яблоко, а он ещё кинул на следующую ступеньку. И так бросил он одно за другим сорок яблок, по яблоку на каждую ступеньку, а девушка незаметно для себя спустилась к нему. Схватил он девушку и бросился к Огненной Кобылице. А та моментально перенесла их через море к Огненному Коню. Огненный Конь говорит Кобылице:

— Молодец, сестра. На тебя сядет мой молодой хозяин, а я повезу красавицу гури-пери.

Приехали они к атаману разбойников. Девушка говорит царскому сыну:

— Я знаю, ты меня хочешь атаману разбойников отдать, но я к нему не пойду. Освобожу я тебя от разбойников и стану твоей женой.

За ночь разложила она два больших костра и на них стала греть воду в огромных чанах. Говорит она атаману разбойников:

— Ладно, буду я твоей женой, но сначала вымойся тёплой водой.

Подвела она царского сына к одному из чанов и говорит:

— Опусти руку в воду.

Рука юноши стала белой-белой, даже засветилась неярким светом.

— Вот, — говорит гури-пери атаману разбойников, — видишь, какой стала его рука! А во втором чане вода ещё лучше. Залезь в него, выкупайся, и сыграем свадьбу.

Залез атаман разбойников в чан и тут же в нём сварился. А девушка гури-пери выкупала царского сына в другом чане, и стал он таким же красивым и светлым, как она сама. Сели тут юноша и девушка гури-пери на своих Огненных Коней и направились к тому городу, где жил слепой царь. Доехали они до города и видят, что он с четырёх сторон окружён вражеским войском. Выхватил юноша из ножен Огненный Меч, пришпорил Огненного Коня и кинулся на врагов. Громко заржал Огненный Конь. Царь услышал, узнал голос своего коня и говорит:

— Слава Богу, мой сын на Огненном Коне вернулся. Не отдам я ключей от города.

Утром царю принесли весть, что войско вокруг города разбито, что вернулся его сын с какой-то девушкой и привёз с собой маленькую шкатулку. Как только сын подошёл к отцу, тотчас открыл шкатулку, вынул из неё глаза отца, которые выкрали злые духи, вставил их, и царь тут же прозрел.

Надел царь свою корону на голову младшему сыну и сделал его царём. Женил он его на девушке гури-пери. Сорок дней и сорок ночей играли свадьбу. Все веселились, радовались, нарадоваться не могли.

С неба упало три яблока: одно — тому, кто рассказывал; другое — тому, кто слушал; а третье — тому, кто на ус намотал.

Было ли, не было – жил один петух. Копался этот петух в мусоре и нашёл золотой. Взлетел он на крышу и закричал:

- Ку-ка-ре-ку, деньги нашёл!

Царь услышал, приказывает своим назирам-везирам пойти отнять, ему принести.

Назиры-везиры идут, отнимают, приносят царю.

Петух кричит:

- Ку-ка-ре-ку, царь мои богатства присвоил!

Царь отдаёт, золотой назирам-везирам и говорит:

- Унесите, отдайте обратно, не то этот негодяй опозорит меня на весь мир!

Назиры-везиры идут, отдают золотой петуху. Петух снова поднимается на крышу:

- Ку-ка-ре-ку, царь меня испугался!

Царь гневается и приказывает назирам-везирам:

- Идите, – говорит, – схватите этого негодяя, отрубите ему голову, сварите его, подайте мне. Я съем и избавлюсь от него!

Назиры-везиры идут, хватают петуха, несут, а он кричит:

- Ку-ка-ре-ку, царь меня в гости позвал!

Зарезали петуха, положили в котёл, хотят варить.

Петух не унимается:

- Ку-ка-ре-ку, царь меня в горячую баню послал!

Сварили петуха, принесли, поставили перед царём.

Петух кричит:

- С царём за одним столом сижу! Ку-ка-ре-ку!

Царь хватает петуха и глотает. Петух уже в глотке у царя, а всё кричит:

- По узкой улице прохожу! Ку-ка-ре-ку!

Царь видит, что петух и тут всё не унимается. Приказывает назирам-везирам обнажить сабли и стать наготове Если петух ещё раз закричит – рубить.

Назиры-везиры обнажили сабли, стали наготове: один по одну сторону, другой – по другую.

Добрался петух до царского желудка – опять кричит:

- На белом свете жил, в тёмное царство попал! Ку-ка-ре-ку!

- Рубите! – приказывает царь.

Назиры-везиры рубят и распарывают царю живот. Петух выскакивает, бежит, взлетает на крышу и кричит:

- Ку-ка-ре-ку!

Жил да был один бедняк по имени Панос. Человек он был неплохой, да вот беда: за какое бы дело он ни брался, всё у него получалось из рук вон плохо. За это люди его так и прозвали – Невезучий Панос.

Имущества Панос нажил немного. Всё, что у него было, это пара волов, телега да топор.

Как-то раз запряг он своих волов в телегу, взял топор и отправился в лес рубить дрова. В лесу Панос задумался: «Это что же такое получается? Сперва я буду мучиться – дерево рубить. А потом опять буду мучиться – тяжёлый ствол на телегу поднимать? Вот ещё! Лучше я поступлю так: поставлю волов под деревом, пусть срубленный ствол сам в телегу упадёт!»

Как задумал, так и сделал. Он подогнал волов к дереву, а сам принялся рубить ствол. Наконец, с оглушительным треском, дерево повалилось на землю, раздавив всем своим весом и волов и телегу в лепёшку.

Панос был потрясён: «Это всё из-за дерева – слишком тяжёлое. А может быть из-за волов, – ведь могли бы и в сторону отскочить. Всегда так: кто-то виноват, а мне беда». Взял он топор да побрёл домой, почёсывая затылок в тяжких раздумьях.

А путь его пролегал вдоль берега озера. Там, на озере, он заприметил стаю диких уток. «Ага!» – подумал Панос. – «С пустыми руками домой не вернусь, – убью утку и принесу жене». Прицелился Панос, размахнулся и запустил топор в уток.

С писком и кряканьем утки бросились врассыпную: часть из них взмахнула крыльями да в небо улетела, а другие просто среди камышей затаились. Топор же камнем пошёл ко дну. А Панос стоит себе на берегу, да всё думу свою тяжёлую думает: что делать?

Наконец, он разделся, одежду оставил на берегу, а сам полез в воду искать топор. Чем дальше он заходил в озеро, тем становилось глубже. Когда стало очень глубоко, Панос испугался, что может утонуть, и побрёл обратно к берегу.

А случилось так, что когда Невезучий Панос бродил в камышах по дну озера, вдоль его берега проходил один путник. Увидел этот путник одежду, лежащую на камне. Огляделся кругом, туда-сюда посмотрел – никого не увидел.

Паноса-то не было видно из-за зарослей камышей! А путнику-то что? Хозяина нет, так не пропадать же добру. Он взял вещи и унёс их с собой.

Выбравшись на берег Панос, конечно же, одежду не нашёл. Остался он совершенно голым. Опять задумался Панос: «Куда же мне идти?»

Дождавшись наступления темноты, Невезучий Панос отправился в родное село. Идёт он значит, бредёт, а сам всё думу думает: «Если я голым появлюсь в селе, что обо мне люди подумают? Пойду-ка я сперва к своему брату, чей дом стоит на краю села, да раздобуду у него одежду. А уж одетым-то я домой доберусь без особых хлопот». И отправился прямиком к дому брата.

А у брата в тот вечер как раз гости были – отмечали какой-то праздник. Панос приоткрыл входную дверь, чтобы посмотреть, что это там за гости такие. А один из гостей, думая, что это, должно быть, собака, кинул в дверную щель кость. Она полетела и сильно стукнула Паноса в глаз. Он, бедолага, заревел от боли и бросился бежать домой.

А собаки меж тем, подняли такой шум, такой лай, что люди стали выходить из домов, чтобы поглядеть на то, что происходит вокруг. Смотрят: мчится по селу голый мужик, со всех сторон окружённый собаками. Не мудрствуя лукаво, люди смекнули так: «Что это ещё за пугало к нам пожаловало? Не иначе, как сам чёрт!» И давай на него кричать, клясть его, на чём свет стоит да ругаться, – так и прогнали его в лес. Пока прогоняли, собаки успели подрать бедолаге одну ногу. Невезучий Панос опять очутился в лесу. Там он голый, слепой да хромой и пропал без вести.

На следующий день по селу пошёл слух: «Пропал Панос. Пошёл в лес за дровами и не вернулся». Селяне собрались на сход и решили отправить добровольцев в лес на поиски.

Там, в лесу, они нашли телегу и волов, раздавленных деревом. А вот Паноса нигде не было видно. Затем им повстречался какой-то скиталец, на котором была одежда Паноса.

- Эй, парень, откуда у тебя такой наряд?

- Братцы, да эти вещи были бесхозные. Я нашёл их на берегу озера и взял себе – не пропадать же добру.

Селяне отправились на озеро и обыскали всё кругом. Да всё без толку – пропал Панос и всё тут!

Люди пришли к выводу, что Панос, должно быть, утонул. Заказали селяне панихиду в церкви за упокой души Паноса, а потом и поминки о нём справили.

Вдова Паноса горевала-горевала, слёзы горькие лила-лила, всё его добрым словом поминала. А потом, когда кончился траур, она вышла замуж за другого человека, да и ушла жить с ним.

— Вставай, жена! — сказал поп Слик попадье. — Погрузим наше имущество на осла, возьмем детей наших и пойдем в рай!

Так и сделали, велели детям идти впереди и пустились в путь. Много ли прошли или мало, вдруг видят — идет навстречу Адам.

— Эгей, батюшка, будь встреча к добру! Куда это идешь ты всей семьей, всем домом?

— В рай иду.

— Какой рай? Да ты спятил, ума лишился, поп? Пока человек не помрет, жизни не лишится, как же может он в рай попасть?

— А ты кто такой, что невежество свое показываешь? А ну поведай имя свое.

— Не узнал меня, что ли? Ведь я — Адам!

— А-а, это ты, Адо? Господь тебя честь-честью создал, бессмертие дал и в рай поместил. Все, что на свете хорошего было, тебе даровал, чтобы ты ел-пил себе, радовался… А тебе все недостаточно было, заповедь божью нарушил, запретного плода вкусил, да и нас в грех ввергнул! Ведь все из-за тебя мы мучаемся, из-за прегрешения твоего. И все же ты со своими грехами в рай попасть сумел, а мне нельзя?

Поднял поп Слик свой посох, как кинется на Адама… Еле сумел Адам увернуться. А поп пошел себе дальше.

Много ли прошел, мало ли — вдруг навстречу ему Матос-ага.

— Благослови, батюшка!

— Будь благословен, сын мой!

— Куда идешь, батюшка!

— В рай иду.

— Какой рай? Да ты обезумел, батюшка? Ведь пока человек не умрет, жизни не лишится, как может он в рай попасть?

— А ты кто такой?

— Я — Матос-ага.

— Эй, ненасытный Мато! Не тебе ли господь сто девяносто девять лет жизни даровал, а тебе недостаточно показалось? Еще стал у бога просить, а господь к тебе своего ангела послал, через него передал: “Матос-ага, хватайся рукой за шею вола: сколько захватишь рукой волос, столько годов жизни тебе добавлю!..”. А ты, ненасытный Мато, всем телом накинулся на вола. В это время ангел господний дал тебе по голове, так что и жизнь отлетела… Выходит, что ты при всей своей жадности сумел в рай пробраться, а мне нельзя?

Замахнулся тут поп Слик посохом — еле успел Матос-ага увернуться.

Пошел дальше поп Слик, а ему навстречу прародитель Ной.

— Благослови, батюшка! Ты это куда собрался?

— Будь благословен! А я в рай иду.

— Брось безумствовать, батюшка! Где слыхано, чтоб человек в рай собрался, прежде чем умрет?

— А ты кто такой, что так со мной говоришь?

— Так я же Ной, прародитель.

— А-а, вон ты кто… Сумел бога обмануть, заставил потоп на землю наслать, всех людей сгубить, а сам в рай пробрался?! Хоть лопни, а я в рай попаду!

Пошел поп дальше, а ему навстречу патриарх Авраам.

— Будь к добру встреча, поп Слик! Куда ты собрался?

— В рай иду.

— Брось безумствовать, батюшка! Где слыхано, чтоб человек в рай собрался, прежде чем умрет?

— Ну и помирай себе, если нравится! Хорошим человеком был бы, не убил бы сына… А то сына молодого зарезал и сумел в рай пробраться, а мне нельзя?!

Замахнулся тут поп Слик своим посохом. Авраам кинулся бежать от него. Пошел поп дальше, а ему навстречу пророк Моисей.

— Куда это ты собрался, поп Слик?

— В рай иду.

— Да ты с ума сошел, батюшка! Да где же слыхано, чтоб люди с женой, детьми, скотом в рай шли? Человек должен сперва умереть, жизни лишиться, а уж потом речь о рае пойдет.

— А ты кто такой, что мне указания даешь?

— Так я же пророк Моисей!

— Эй, шепелявый Моисей, может, ты себя очень праведным человеком считаешь? Обманул свой народ, в пустыню завел, сорок лет там держал, чуть всех не загубил… Если уж впрямь таким праведником был, почему ж на вершине горы помер, так страны обетованной и не увидев? А ну проваливай! Не то как возьму посох, ноги тебе перебью!

Замахнулся поп Слик. Моисей убежал. А поп пошел себе дальше.

Прошел немного, а навстречу ему пророк Давид.

— Куда это ты собрался, батюшка?

— В рай иду.

— Да не разрушится дом твой, поп! Где это слыхано: с женой, детьми, скотом в рай идти? Рехнулся ты, что ли?

— А ну поведай мне имя свое, посмотрю — что ты за человек?

— Слеп ты, что ли, не видишь — перед тобой пророк Давид!

— Ослепни ты сам, распутник Даво! Не ты ли, сорок жен имея, Урию убил, чтоб и его женой завладеть? И после этого ты в раю очутился, а мне нельзя?! Шагай, жена, свидетель мне — могила святого Карапета: проберусь я в рай с детьми, женой, скотом своим!

Пошли они дальше по дороге. И вдруг кто-то перед ослом стал, сердито крикнул:

— Эй, ты кто, что по дороге без разрешения с детьми, женой да скотом своим идешь?

— А я — поп Слик. Взял я детей, жену да ишака своего, вместе с ними в рай иду.

— А ну заворачивай, возвращайся сейчас же, не то душу из тебя выну! Где это слыхано, чтобы человек с женой, детьми и скотом в рай шел?!

— А ты кто такой, что голос на меня поднимаешь?

— Ты что, на оба глаза ослеп, не видишь, кто перед тобой? Я — архангел Гавриил, которого бог по души людей посылает, когда им время пришло умирать.

— Эй, шальной Гаво, что сослепу по тысяче безвинных людей в день разишь! Тебе, значит, в рай можно, а мне нельзя!

Взмахнул тут поп Слик посохом, как кинется на Гавриила, как даст ему по лодыжкам… Подскочил архангел Гавриил, прихрамывая да прискакивая, еле-еле убежал, а поп Слик пошел себе дальше.

Много ли прошли они, мало ли, как вдруг вдали замаячили белые стены и белые здания.

— Слушай, жена, — говорит поп Слик, — не иначе как дошли мы до рая. Давай-ка присядем, перекусим немного, отдохнем, а потом встанем да пойдем в рай.

Присели они, поели-попили, отдохнули, потом встали и пошли к тем белым стенам да зданиям. Но не успели они подойти к стенам, как вдруг стал перед ними кто-то и спросил:

— Кто вы и куда идете?

— Я — поп Слик. Вот это — моя попадья, вот это — дети мои, а это — осел мой, на которого я свое имущество нагрузил. Все вместе идем в рай.

— Да ты в уме ли, батюшка? Ведь как-никак священником был, грамоту постиг, разбираешь, что черным по белому в библии написано… Неужто неведомо тебе, что пока человек не умрет, пока его не похоронят, чтоб он в потусторонний мир ушел, — о рае и речи быть не может?!

— Так ведь дошли же мы до дверей рая!.. Позволь уж войти — хоть посмотрим, что это за штука такая, рай этот самый!

— Нет, невозможного ты просишь, нельзя!

— Да ты кто такой? Хоть скажи нам имя свое.

— Я — Иисус Христос.

— Да рухнет дом твой, как рухнул уже! Если б таким уж праведным при жизни был, не поймали бы тебя, не распяли б на кресте! Поворачивай, жена, пойдем назад. Да разрушит господь до основания рай такой, в который человеку доступа нет.

Тут взял поп Слик жену и детей своих, осла своего с нагруженным на него имуществом, огорченный и рассерженный ни с чем домой вернулся.

Один благочестивый человек, каждый раз отправляясь в поле и возвращаясь оттуда, молился Богу.

Однажды жена сказала ему:

— Муженек, почему ты в своей молитве не просишь Бога, чтобы он избавил тебя от наговора жены?

— Этого еще недоставало! Что такое женщина, чтоб я стал молиться из страха перед ней?

Услышав это, жена решила проучить мужа и сыграть над ним шутку: купила несколько рыб, завязала их в узел и понесла вместе с обедом в поле. В то время как муж, взяв завтрак, пошел поесть к роднику, она тайком от него зарыла рыбок поодиночке в землю.

Сделав это, она собрала посуду от обеда и вернулась домой.

Муж, приступив к запашке, вдруг увидел, что из разрытой земли выходит рыба. Собрал он рыбок, принес вечером домой и рассказал жене, как выкопал их из земли. При этом он выразил свой восторг по поводу того, что господь бог и в земле может сотворить рыбу. Муж наказал жене их сварить, чтоб на следующий день пообедать ими в поле. Жена сварила рыбок, сама съела их и, взяв с собой немного похлебки, понесла мужу в поле.

— А где же рыбки? — спросил муж.

— О каких это рыбках ты говоришь?

— Да о тех, которых я достал из-под земли.

— Ты, право, рехнулся! Никаких таких рыбок ты домой не приносил, я их и видом не видела.

Муж при этих словах рассердился, взял дубину и хотел было наброситься на жену, но та подняла крик и позвала на помощь крестьян, работавших на соседних полях.

— Пустите, — сказал муж, — я проучу эту дрянь! Она съела моих рыбок и называет меня сумасшедшим.

Крестьяне, пришедшие на крик, спросили жену, о каких рыбках идет речь.

— Да я говорю о тех самых рыбках, что я вырыл в поле из-под земли, — сказал муж.

— Бедная, бедная женщина, ты права, он потерял рассудок! — решили собравшиеся и, сочтя крестьянина за сумасшедшего, связали ему руки, доставили домой и там привязали к столбу.

Когда люди разошлись и жена осталась с мужем с глазу на глаз, она сказала ему:

— Ну что, ты все еще не боишься наговора женщины? Знай, это наименьшее, что могло с тобой случиться.

— Молю тебя, жена, именем Бога, — ответил муж, — развяжи веревку и избавь меня от этой напасти! Даю зарок в каждодневной молитве в первую очередь молиться за избавление меня от наговора женщины.